«Через полгода выйду, ее заберу». Дочь погибшего вагнеровца покончила с собой в Краснодаре после похорон отца

Даша прожила 12 лет и погибла, похоронив отца и надежду вернуться домой. Тело обнаружили под окнами краснодарской высотки, в которой девочка прожила девять месяцев с отчимом и матерью, бросившей ее в младенчестве. Корреспондент 161.RU Ирина Бабичева рассказывает историю любви, заставившей слесаря Евгения Истомина сменить колонию на службу в «Вагнере», и нелюбви, которая могла довести его дочь до самоубийства.

Даша жмется к кирпичной стене краснодарской многоэтажки. Снимает на камеру подругу — та смеется, сгибаясь над ограждением балкона одного из верхних этажей.

— Люди, которые так стоят! Вам вообще, — Даша запинается, голос дрожит. — Всё в порядке, да? Я даже боюсь со стены, вот тут вот.

— Смотри! — тычет подруга во двор. Свысока тротуар кажется не толще нитки.

— [Офигеть], — ругается Даша, глядя перед собой.

Через пару дней шестиклассница Даша написала прощальную записку, которую пересказывают одноклассники: «Я морально умерла, я просто тело, которое ходит по земле…»

Утром 6 апреля тело девочки нашли под окнами высотки на окраине Краснодара, где Даша прожила несколько последних месяцев. Это случилось через пару месяцев после похорон отца — Евгения Истомина, бывшего заключенного и вагнеровца, отправившегося за помилованием под Бахмут.

Двор панельной пятиэтажки, где выросла Даша, — горка, качели, песочница, огромные лужи и березы. Типичная картина для дворов Маркса — города в Саратовской области, куда в девяностых приехала овдовевшая Светлана Истомина с двумя детьми. Сыну Евгению тогда было десять лет, его сестре Ирине — пять.

Первые годы Светлана торговала на рынке. Сын помогал ей: разгружал мешки с крупами и возвращался домой, собирал сестру в садик, шел в школу. С 17 лет Евгений ездил в горы собирать землянику на продажу, работал в поле. Окончив школу, поступил в лицей на слесаря. На каникулах уезжал на вахту строить мосты.

— Он отличный был каменщик, — вспоминает брата Ирина. — Наш сосед, прораб, звал его на стройку. Говорил: «Я так не умею кирпич класть, как Женя умеет».

Получив специальность, Истомин переехал в областной центр. Там познакомился с девушкой — Ольгой. В 2010 году пара переехала обратно в Маркс — Ольга была беременна.

Но счастливой семейной жизни не случилось: характер Ольги оказался вспыльчивым, вспоминают мать и сестра Евгения. В Марксе они жили в одной квартире с молодыми. В пылу Ольга кидалась вещами, однажды разбила люстру. Ирина Истомина рассказывает, как однажды брат вернулся с работы и заболтался с друзьями у подъезда. Увидев его, Ольга вылетела из подъезда с криком: «Ты-ы-ы! Я тебя тут жду, а ты!»

Ругань была в доме каждый день, подтверждает слова дочери Светлана Истомина. Поняв, что ужиться в одной квартире семья не может, Евгений снял жилье в Саратове и переехал туда с беременной Ольгой. В декабре 2010 года на свет появилась Даша.

От Маркса до Саратова — 60 километров. Светлана Истомина ездила помогать молодой маме. Ей понравилась просторная квартира в высотке, и Светлана предложила взять сыну кредит или ипотеку и платить те же деньги уже за свое жилье. Евгений ответил матери: «Я в Ольге не уверен».

На Ольге Евгений так и не женился: спустя несколько месяцев молодого отца задержали на вокзале с пакетом тенамфетамина в сумке. Евгения обвинили в приобретении и хранении наркотиков в особо крупном размере. Он вину признал и раскаялся, следует из приговора. Суд счел эти обстоятельства смягчающими.

Два месяца — столько длилось следствие — молодые родители жили в Марксе. Евгений был под подпиской о невыезде. На оглашение приговора семья поехала вместе: Евгений, Ирина с подругой и Ольга с полугодовалой Дашей. На их глазах Евгения заключили под стражу — дали три года колонии общего режима.

Откуда у Евгения взялись наркотики, сестра не знает.

Через пару месяцев после оглашения приговора Ольга поссорилась с родными Евгения и засобиралась в Саратов.

— Кричала: «Вы ее больше не увидите, я ее забираю», — вспоминает Светлана. — Она меня убивала, потому что я это дитя безумно любила. А я ей сказала: «Нет такой силы, которая может отнять ребенка у матери. Просто будь ей матерью».

Тогда Ольга положила дочку на диван и уехала. Вернулась повидать ребенка через неделю, потом стала приезжать раз в месяц, потом — всё реже. Пока Евгений был в колонии, Ольга вышла замуж за другого.

Однажды Ольга забрала Дашу на пару дней. Вернувшись, внучка начала называть Светлану «бабкой».

— Я в недоумении была, — признается Светлана. — «Почему ты говоришь «бабка»?» — «Мама тебя так называет». — «А ты меня как называешь?» — «Бабуля, бабушка». — «Ну так и называй. Я не бабка». Еще я поинтересовалась, где она спала, было ли у мамы место для нее. Она сказала: «Нет, мы с мамой спали на диване, а дядя спал на полу». Она даже не знала, как его [отчима] звать.

Истомин сидел в местной колонии, работал на производстве. Суд не назначил ему штрафа, поэтому всю зарплату Евгений посылал на содержание дочери.

— У нее до сих пор лежат конёчки — беленькие, красивые. В нашем дворе детям специально заливали каток. Я там начинала с ней с двух лет, а потом мы водили ее в центр. Она, знаете, какая: всему училась. Если ей нравится, она будет заниматься, — Светлана всё еще иногда говорит про внучку в настоящем времени.

В армии Евгений не служил: в юности получил отсрочку по состоянию здоровья, а к подошедшей медицинской комиссии был в колонии. Он вышел уже непризывным.

На воле Истомин стал сам возить дочь на каток — пока Даше не надоел лед. Потом Евгений уехал на заработки в Москву, устроился управляющим в гостиницу. Платили хорошо, говорят Истомины.

В три года Даша шла с бабушкой домой из садика и стала спрашивать, почему за всеми детьми в садик приходят мамы, а за ней — тетя и бабушка. Светлана ответила, что мама работает далеко. Тогда Даша поинтересовалась: «А почему другие мамы с детьми живут?» Светлана отвела девочку к психологу. Та дала ей порисовать картинки про семью и сказала бабушке: «Лучше бы она вообще ее не знала. Для ребенка это душевная травма».

Когда Даше было четыре года, в их дом заселилась семья Пантелеевых. С пятилетним Всеволодом девочка подружилась сразу — отобрала у него игрушку, а когда он ее догнал, познакомились. Всеволод и его семья думали, что молодая женщина, которая гуляет с Дашей, — это ее мама. Так Даша обращалась к своей тете Ирине Истоминой.

Всеволод и Даша ходили друг к другу в гости, обедали. Вместе мастерили шалаши из бревен за домом и выдумывали игры. Пошли в один класс. Друг приходил к Даше делать уроки. Он помнит, как бабушка Даши каждый день приносила им чай со сладостями и готовила ужин.

— Я ее родную маму в глаза не видела, — признается Татьяна Пантелеева, мама Всеволода. — Ирина ее воспитывала на моих глазах. В первый класс наши дети собирались вместе. Я говорю «наши дети», потому что считаю [Дашеньку] Ирининой и тети Светиной.

Даша не говорила, что хочет к маме. Но однажды бабушка проходила мимо комнаты шестилетней внучки и заметила, как та стоит на коленях у иконы. Прислушалась. Даша молилась: «Боженька, наверное, я плохая: ко мне мама не хочет приезжать. Пожалуйста, сделай меня хорошей!» Светлана зарыдала и ушла.

В Москве Евгений снимал с друзьями трехкомнатную квартиру. Истомин жил в одной комнате, пара друзей — в другой, Ирина Лопастейская — в третьей. Тогда она работала продавцом-консультантом в свадебном салоне. По ее словам, Евгений каждый день звонил дочери — следил, чтобы она училась. Друзьям он рассказывал про ее кружки и успехи. Три-четыре раза он привозил дочь погулять в Москве.

Лопастейская говорит, что в 2017 году Ольга приехала к ним на две недели. Она была уже в разводе и жаловалась на безденежье.

— Женя устроил ее на работу и привез к нам, — вспоминает Лопастейская. — У них не было романтических отношений, просто [хотел] помочь, чтобы она смогла пересылать [Даше] деньги. <…> Минут через пятнадцать, как Оля только переступила порог, она уже успела поругаться. Мы были в шоке.

Ольга захотела поселиться к девушке, а Лопастейская отказалась делить комнату с незнакомым человеком. Евгений отдал Ольге свой диван. Лопастейская говорит, что через две недели Ольга встретила нового мужчину и переехала к нему.

— Оля воспламеняется за секунду. Ей не нравилось какое-то слово — она начинала сильно орать и кидаться. У нее тряслись руки, — утверждает Лопастейская.

Вернувшись в Маркс, Евгений Истомин пришел в отдел по опеке и попечительству и попросил лишить Ольгу родительских прав. Отцу посоветовали сфотографировать мать в нетрезвом состоянии или предоставить другие свидетельства, которые можно было использовать против Ольги. Но где теперь искать бывшую девушку, Истомин не знал.

В семейных альбомах Даша улыбается, держа в руках голубя. Сидит на море в надувном круге. С трудом удерживает в руках массивный торт. Смеется рядом с отцом в бассейне, пытается догнать его на велосипеде. Папа возил Дашу на базу отдыха с друзьями, учил плавать и кататься на водных лыжах.

— Она была его... Ну как нитка с иголкой. Он от нее на шаг не отходил, — рассказывает Светлана. — Они вместе валялись, лежали, о чем-то беседовали. В компьютерные игры он учил ее играть, у них была приставка.

Соседка Татьяна Пантелеева говорит, у Даши было много игрушек и конструкторов — магнитный Magformers и даже дорогой «Лего». Самый большой — подводный мир — обошелся Евгению в 15 тысяч рублей. Они собрали его вместе с дочкой.

Даша любила наряжаться. Девочка собирала наряды и оставляла на вешалках. Собираясь утром в школу, выбирала один из них.

— Она такие стихи заучивала, даже я такие стихи не смогу выучить, — признается Татьяна Пантелеева. — На каждом мероприятии, которое проходило в школе, всегда стихи рассказывала. Длиннющие. Думаешь: ну как ребенок мог это всё выучить? А она учила — с бабушкой и тетей.

В музыкальную школу Даша записалась сама — после открытого урока аккордеона.

— Она очень любила петь, танцевать пыталась, но она была такая пухленькая, неповоротливая, — смеется Ирина Истомина. — Когда с танцами мы закончили, пошли [в музыкальную школу]. Вроде бы самый маленький аккордеон купили, а поначалу играла — было видно только пальцы и ноги. Головы не было видно за аккордеоном.

— Она так с удовольствием занималась, у нее получалось играть, — добавляет Светлана. — А как окончила третий класс, пропало желание. Видимо, ребята [сказали]: «Фу, аккордеон, это не круто». И вот она [повторяла]: «Это не круто». Я [учительнице] сказала: «Не могу ее заставлять».

В четвертом классе Даша пошла в школу рисования и решила выучиться на дизайнера. Даша казалась счастливой девочкой, считает ее первая учительница Надежда Троянова.

— Девочка способная. По английскому языку по области занимала призовые места. Бабушка с тетей делали для нее всё, — говорит Троянова. — Она прекрасно была одета, всегда чистая. Если к ней кто-то и приставал, могла урезонить.

Отец Даши приходил помочь подготовить школу к Новому году, убирать класс.

Когда девочке было лет десять, знакомый Ирины Истоминой покончил с собой. Даша спросила тетю, почему та такая задумчивая. Ирина пояснила: у человека была семья, трое детей, а он на себя руки наложил. Даша заметила: «Значит, что-то сподвигло — и всё. Ты же не знаешь, что было у него на душе. Может, он покаялся и ушел».

В 2019 году Евгения Истомина посадили во второй раз — на семь лет. Ирина говорит, ее брат повез друга в Воронеж. Там машину обыскали и нашли наркотики. Знал ли ее брат о наркотиках, Ирине неизвестно. Евгений отбывал наказание в Ульяновской области.

Подруга семьи Ирина Лопастейская утверждает, что не замечала за Евгением каких-либо зависимостей. Мужчина занимался спортом и звал друзей в спортзал бегать, а к алкоголю относился пренебрежительно: говорил, что «от него тупеют».

Через полгода после приговора Даша спросила у тети, почему отец не приезжает. Ирина Истомина написала брату, что пора рассказать ребенку правду. Из колонии Евгений позвонил по видеосвязи и признался, что сидит. Даша ответила: «Хорошо, я тебя всегда жду». На свидания к отцу она не ездила.

— Он запретил, — объясняет Истомина. — Сказал: «Уже такой [сознательный] возраст, она не должна это видеть». [Пока Даша жила в Марксе], он с ней общался по видеосвязи практически каждый день. Обсуждали уроки и рисование.

Когда Даша оканчивала пятый класс, в ее школе начался ремонт. Учеников вместе с педагогами временно перевели в другое учреждение. Классом руководила Светлана Степанова.

— Она говорила, что очень скучает по маме, — вспоминает учительница. — Хотя однажды сказала: «Я ее ненавижу. Потому что она уехала и пропала».

Даша обсуждала маму и со своим другом Всеволодом Пантелеевым.

— Я сидел у нее в гостях. Она показала, как они с мамой переписываются, — вспоминает Всеволод. — Друг другу сердечки слали. Она ей красные, а мама — черные.

От семьи Даша переписку не скрывала. У нее был свой телефон. За Дашину жизнь в Марксе мать приезжала пообщаться с дочкой три-четыре раза, говорит Ирина.

— Сидят они, смотрят телевизор, а дите ей головой прям в подмышку [тычется], — плачет Светлана Истомина. — Хочет, чтобы [мама] ее обняла. Берет ее руку и на плечо себе кладет. На плечики кладет ее руку. А она говорит: «[Даша], мне неудобно».

— Мы никогда не говорили, что мама плохая, — утверждает Ирина. — А мама приезжала и говорила: «У меня такая вот жизненная ситуация». И в какой-то момент даже Даша сказала: «Вы не понимаете мою маму, у нее так жизненная ситуация сложилась». Она хотела мать, хотела любви. Она не думала, что будет жестокость.

В предыдущей школе Истоминых знали, а в новой тетю и бабушку вызвали к соцработнику. Ирина объяснила: мать почти не видится с девочкой, отец сидит. Через два дня тетю и бабушку Даши вызвали в отдел по опеке и попечительству. Истомины говорят, им пообещали оформить опеку на бабушку и спросили телефон Ольги.

В конце мая Ольга приехала в Маркс. В отделе по опеке и попечительству сообщила, что замужем в Краснодаре и у нее есть всё необходимое, чтобы забрать к себе дочь. Ирина поехала разбираться в отдел.

— Ну как отдали ребенка без комиссии, без каких-либо проверок, вообще без чего-то, даже просто без разговора с ребенком — спустя 11 лет — матери? — не понимает она. — Нам ответили: «Ну это же мать».

Даша родных успокоила: сказала, что съездит в Краснодар на каникулы и вернется. На последний звонок впервые ее в школу вела мать. Даше дали грамоту за хорошую учебу, и она довольная побежала к маме, вспоминает классная руководительница.

— Она очень хотела нормальную семью. Так радовалась, когда мама приехала, — говорит Светлана Степанова. — Просто не отлипала. [Дашка] с ней всю линейку в обнимку стояла и ни на кого [больше] не смотрела.

Перед отъездом Даша обняла Светлану и спросила: «Бабуля, ты думаешь, что я вас предаю?»

— У меня слезы в глазах стояли, — вспоминает Светлана. — Я ей сказала: «[Дашуля], ни в коем случае. Если это твой выбор, я его уважаю. Поедешь, посмотришь. Но ты здесь прожила 11 лет. Это твой дом. Если тебе что-то не понравится, что-то будет не так, мы тебя всегда ждем и будем очень рады тебе».

— Она [поехала] с удовольствием, — говорит Ирина. — Это мать, как ни крути, и ребенок, который ее ждал всю жизнь.

Через месяц Ольга позвонила Ирине. Сказала, что родственники плохо влияют на Дашу и поэтому в Маркс девочка не вернется. В шестой класс девочка пошла в Краснодаре.

Узнав о случившемся, Евгений разозлился. Он кричал на сестру: «Зачем ты ее отдала?» Но Ирина не могла ничего сделать. Ольга была законным представителем — никто не лишал мать родительских прав.

Евгению Истомину оставалось отсидеть три года. К 1 сентября 2022 года отец выслал дочери последние 10 тысяч заработанных на тюремном производстве рублей и сказал друзьям, что покинет колонию вместе с рекрутерами ЧВК «Вагнер».

— Когда мы узнали, что Женя согласился пойти, мы сильно испугались, — вспоминает Ирина Лопастейская, которая делила московскую квартиру с Истоминым и еще двумя друзьями. — Мы же знаем, что бывших заключенных ставили в первые ряды. Но он говорил: «Не переживайте, через полгода выйду, [Дашу] заберу, всё нормально будет». Он очень переживал, что [ее] забрала мама.

Сестре и матери Евгений не говорил про вербовку и друзьям рассказывать запретил.

— Сказал: «Не смейте ничего говорить Ире, пока я не улечу. Я сам с ней выйду на связь». Потому что знал, что я могу его остановить, — считает сестра. — Я бы приехала в этот Ульяновск, я бы стояла перед калиткой, я бы что-то сделала! А он мне позвонил уже оттуда. Я говорю: «Что ты наделал?» — «Прекращай, всё нормально».

Евгений прислал сестре номера родственников других заключенных, которые уехали с ним, — чтобы поставить их в известность. Еще попросил отправлять ему сигареты.

Бабушка сказала Даше, что отец поехал на Украину. В подробности не вдавалась — решила поберечь девочку. Евгений обещал дочери вернуться. Вскоре Ольга прислала Истоминым сообщение, что у Даши сумбур в голове, и разрешила общаться с ней только на положительные темы.

22 октября Евгений в последний раз вышел на связь. Спросил, как дела дома, есть ли новости от Даши. Ирина написала, что все переживают и думают о нем. Брат ответил: «Что, малая, тут думать? Всё будет хорошо. Ладно, пошел, работаю ночью». И пропал.

Ирина пыталась узнать, что случилось с братом, через его знакомых. Звонила в ЧВК. Ей отвечали, что раз не звонят и не сообщают о гибели Истомина, — значит жив. Даше не говорили о том, что отец пропал. Беды девочка не заподозрила. После отъезда в Краснодар с отцом она почти не созванивалась, а после вербовки Евгений звонил ей только один раз — пообещать вернуться и забрать домой.

14 января Ирине позвонили. Сказали, что ее брат Евгений Истомин погиб в ночь на 23 октября под Бахмутом. Тело привезли уже следующей ночью. Евгению было 37 лет.

Новость о гибели Истомина опубликовала администрация Марксовского района. «На территории Украины, защищая честь и достоинство российского народа, погиб наш земляк», — сказано в некрологе. О том, что погибший служил в «Вагнере», ни слова.

На похоронах у заваленного цветами гроба выступили с речами марксовские чиновники. Был караул из шести солдат, а на закрытом гробу — российский триколор. Не вскрывать гроб семье посоветовал сотрудник «Вагнера», выдавший документы о смерти. Истомина похоронили на городской Аллее Славы с почестями.

— Приблизительно — это был миномет. Там [раны] головы, туловища и всех конечностей. Было ужасно все эти справки смотреть, — говорит Ирина.

Даша расстроилась, что не смогла попрощаться с отцом. По словам Истоминых, Ольга привезла ее в начале февраля, на сутки. В Маркс девочка приехала похудевшей — такой в семье ее еще не видели. Даша объяснила, что схуднула на нервах. Ольга поправила, что девочка еще и вытянулась.

Истомины говорят, что Ольга рассказала им случай из совместной жизни. Даша пошла в школу с подведенными глазами, и мать стала на нее кричать. После этого она застала Дашу стоящей на подоконнике. Светлана Истомина посоветовала Ольге запастись терпением, пока у Даши переходный возраст. Та отмахнулась: «Да она просто меня решила попугать».

Светлана Истомина отвела внучку на могилу Евгения. Положили цветы. Помолились. Ирина Истомина сказала Даше, что ей теперь нужно жить за двоих — за себя и за отца.

— Мы с ней целый день ходили, обнимались. Я была [Ольге] очень благодарна [что она привезла внучку], сказала ей: «Спасибо, что ты родила [Дашеньку], что у меня осталась кровиночка от него. Береги ее, пожалуйста». Я с ней на скандал никогда не шла, — говорит Светлана Истомина.

Пока Даша была в Краснодаре, Ирина предлагала перевести деньги, чтобы Даша могла заказать одежду на маркетплейсах. Девочка отвечала так: «Сперва с мамой посоветуюсь, разрешит она или нет. У меня нет здесь своего мнения».

В Марксе Даше купили сарафан, белье и смарт-часы. Накрыли стол — девочка хотела собрать семью за роллами. Между собой Даша по-прежнему называла Ирину мамой, но при Ольге звала няней. Ирина объясняет это тем, что Даше «давали втык».

Девочка призналась родным, что после шестого класса хочет вернуться в Маркс насовсем. Сказала, что у мамы тяжелый характер, но она читала статьи и книги о психологии и нашла к ней подход. Еще за Дашу порой вступался муж Ольги.

Даша по-прежнему мечтала стать дизайнером и придумывать интерьер квартирам. Даша говорила, что мать убеждает ее поступить на юридический.

У Ирины Ольга интересовалась, что будет с деньгами, которые семье должны после смерти Евгения. Обмолвилась: «Нам нужна новая машина».

— Она говорила, что ни на что не претендует, но это всё [Даше]. Я сказала: «Нам дали 100 тысяч похоронными, что ты еще хочешь?» Она начала про какие-то 5 миллионов. Слушай, говорю, я только похоронила брата, ты что хочешь от меня? Она: «Положи [Даше] на счет», — рассказывает Ирина Истомина.

Миллионных компенсаций семья не получала, утверждает Истомина. Рассказывать подробнее не хочет.

В марте Даша позвонила тете и сказала, что мать запретила ей общаться с родственниками. Сама Ольга в это время еще спрашивала у Ирины, что там с компенсациями. Сейчас Ирина Истомина с мужем воспитывают двух детей в деревне неподалеку от Маркса. После запрета общаться с названой дочерью Ирина приезжала к матери, чтобы пообщаться с Дашей. Звонить бабушке девочке не запрещали.

От краснодарского дома Даши до школы — минут 15 пешком. Даша стала звонить бабушке по дороге. Она жаловалась на давление, падала в обморок. Истомины говорят, что Ольга не поверила в потерю сознания и сказала дочери, что та притворяется.

В последний раз Даша говорила с родными 5 апреля. Сообщила, что хочет вернуться в музыкальную школу, но играть уже на гитаре.

— Они даже у меня спросили, — вспоминает Ирина Истомина. — Я ответила: «Конечно, купим. Гитару, всё, что надо, купим». Ребенок собирался ехать жить домой. Я не знаю, что случилось утром 6-го числа, что стало последней каплей.

На следующее утро Ирина поехала к нотариусу оформлять наследство от брата. Позвонила Ольге, спросила адрес, чтобы Даше пришло письмо на вступление в наследство. Ольга адрес скинула. Когда Истомина подъезжала к своему дому, Ольга позвонила снова.

— Говорит: «Ир, [Даши] больше нет». Я закричала, пришла фельдшер — моя соседка. Потом она мне перезвонила: «Беги в церковь, [Дашу] откачивают». Я поехала в церковь, ползала там, плакала, молилась. Батюшка за нее молился. И спустя какое-то время — может, час — она сказала, что всё, ее больше нет.

Аэропорт в Краснодаре закрыт с 24 февраля прошлого года. На юг Истомины поехали на машине вместе с другом, чтобы сменяться за рулем. Дашу хоронили 8 апреля. В дороге Ирина тщетно просила Ольгу отдать ей тело Даши, чтобы девочку похоронили на одном кладбище с отцом. Истомина уверена, что в Марксе за могилой девочки ухаживали бы лучше: там ее бабушка, тетя, двоюродные сестры.

В ритуальном зале с Дашей простились несколько одноклассников. Еще была Ольга с мужем и его родители. На кладбище поехали только девять человек — самые близкие.

— Закопали за пять минут, закидали, венки, и всё. Грязищи по колено, — говорит про кладбище Ирина. На время похорон она снимала квартиру в Краснодаре.

С родной мамой Даша прожила десять месяцев. Ольга отказалась говорить с корреспондентом 161.RU.

— Я не собираюсь ни о чем рассказывать. Спрашивайте у ее родственников, мне это неинтересно, — сказала Ольга. — Еще один звонок, и будет заявление в прокуратуру. У меня ребенок умер, вы о чём? Не нужно сюда звонить.

Светлане Истоминой в этом году исполнится 70 лет. Она не понимает, как смогла пережить известия о гибели сына и внучки. Несколько дней Светлана была под капельницами.

— Не знаю, как я жива осталась после того, как узнала о ее гибели. Я теряла сознание, мне вызывали скорую, я орала как сумасшедшая, — плачет Светлана Истомина.

— Я не могу заснуть. Закрываю глаза, и мне страшно, — говорит подруга семьи Татьяна Пантелеева. — Представляю, как она на это решилась. Как ей было больно. Боюсь, что она придет ко мне ночью, и мне перед ней стыдно.

— За что?

— Не знаю, за что. Хотели как лучше. Думали, мама у каждого ребенка должна быть. Вот за что. У меня звонкий голосочек ее в ушах, смех. Я не могу спать.

Даша жила на краю Краснодара, в районе Гидростроителей. Эта часть города зарастает новостройками. Между домами современная детская площадка. Рядом — пустырь, конечная остановка автобусов. Гудит бетономешалка — строят торговый центр.

— Она вон там лежала, — машет в сторону первого подъезда Дмитрий, сосед Даши. — Маленькая такая девчонка, школьница. Еще жизни не видела.

Сразу после похорон Ирина поехала в Следственный комитет и написала заявление на Ольгу. Она считает, что до самоубийства Дашу довела родная мать. Одноклассники девочки тоже так думают, говорит Ирина Лопастейская, которая переписывалась с друзьями девочки после похорон.

В пресс-службе СК по Краснодарскому краю сообщили, что «не освещали такое происшествие, поэтому информация неизвестна». По данным наших коллег из 93.RU, следователи завели уголовное дело. Источник, близкий к ситуации, уточнил корреспонденту 161.RU, что потерпевшей в нем значится бабушка Светлана Истомина.

Светлана считает, что в случившемся виноваты и сотрудники отдела опеки и попечительства Маркса. Начальница отдела Надежда Соловьева о смерти Даши узнала от корреспондента 161.RU. Она была уверена, что папа девочки тоже еще жив. По словам начальницы отдела, Даша осталась жить с папой и бабушкой по обоюдному согласию, но, когда отец сел в колонию, девочка осталась без попечения. Ольга могла дать согласие на оформление опеки бабушкой, при этом саму Ольгу не лишали бы родительских прав.

— Отец в тот период еще даже не находился на СВО. А оставить ее у бабушки могли только в случае оформления со стороны бабушки опеки. Но [она] же не была оформлена, и мама забрала ребенка в связи с тем, что она законный представитель, — утверждает Соловьева. — [Ей] не грозило лишение прав, она просто забрала ее погостить. А потом, получается, насовсем.

Соловьева считает, что в Краснодаре за Дашей должны были наблюдать в школе. Но допускает, что классный руководитель и психолог могли не заметить происходящего с Дашей, потому что школы на юге крупные.

Татьяна Ишутина — директор краснодарской школы, где училась девочка. Ишутина сообщила, что ей «очень странно слышать», что Дашу били и унижали дома.

— По сравнению с предыдущей школой [Даша] улучшила успеваемость. Была солисткой школьного хора. Хороший позитивный ребенок, за себя постоять могла. У нас не было никаких к ней претензий вообще, — сказала Ишутина.

Сейчас Светлана Истомина живет у дочери в деревне. В комнате внучки Светлана ничего не меняла. Всё на своих местах: диван, письменный стол, одежда на вешалках.

— Я хожу в пустой квартире. Две огромные фотографии стоят. Разговариваю с ними: «Чего же вы теперь так далеко от меня?» — признается Светлана. — У меня целая стенка с ними. Коллаж. Как крестили [Дашеньку], как отмечали дни рождения. Они у меня так и висят. Пускай.

В Саратове на Соколовой горе стоит мемориальный комплекс — Парк Победы. Под него отвели 80 гектаров земли. Парк открыли к 30-летию Победы в Великой Отечественной войне. Накануне 9 Мая имя Евгения Истомина внесли на памятную стелу в парке. Истомина пообещали наградить посмертно медалью «За отвагу» и прислали его семье внутреннюю награду ЧВК «Вагнер» — железный Черный крест. Еще семье передали благодарственное письмо от Леонида Пасечника. В нем глава ЛНР пишет: «Истомин Евгений воевал за свободу и независимость Луганской Народной Республики, пал смертью храбрых на поле боя».

— Разговаривала с подругой, она говорит: «Ир, мы живем как будто в каком-то сне», — признается Ирина Истомина. — Да. Как будто это не с нами происходит. Как будто они сейчас приедут оба.

Радоница. День поминовения усопших в Краснодарском крае официально объявлен выходным, чтобы люди могли прийти к могилам своих близких. Дашу похоронили на Новом городском кладбище, это у станицы Копанской.

Даже в четыре часа дня у оград работают родственники — рвут траву, протирают надгробия. В самом начале кладбища установлены десятки крестов с российскими флагами. На краю — пустая вырытая яма. Неподалеку на лавочке стоит закрытый наглухо гроб, вокруг него собрались близкие. Один из них держит еще не прикрепленный к кресту триколор.

Дашина могила — на краю кладбища. Она сразу бросается в глаза: на ней больше всего венков. Снимок на кресте сделали в последний учебный год. На портрете Даша улыбается, подперев рукой подбородок.

На холмике Даши только венки. Самый крупный пересекает траурная лента с надписью: «Любимой доченьке». Близких рядом с ее могилой нет.

— Я с утра тут, — говорит женщина, стоящая через несколько могил. — Никто к этому кресту не приходил, кроме вас. Но всё равно, знаете, как это обычно бывает: навещают, воды нальют, цветов там, конфет-сигарет. Пять минут постоят — и уходят.

— А вы почему не уходите?

— Я к мужу пришла. Инсульт. За сына молиться — самое лучшее место. Наш мальчик сейчас на [передовой], прошу [мужа] приглядывать. — Подходит ближе, всматривается в Дашин портрет. — Ох, какая юная! Только 12 лет… А от чего? Рак? Или нелюбовь и — сама?