Откуда берется агрессия в школах и что ей можно противопоставить — отвечают 5 ростовских учителей

19-летний стрелок, устроивший бойню в казанской гимназии № 175, вернулся в родную школу с оружием вскоре после отчисления из колледжа и, по предварительной версии, чтобы отомстить за прошлые обиды. Тихий подросток, как его описывают педагоги, стал убийцей-мизантропом. Наши коллеги из 161.RU поговорили с пятью ростовскими учителями — о буллинге, причинах агрессивного поведения и механизмах, которые российская система образования может использовать для предотвращения трагедий. Новые камеры, охранники и рамки металлодетекторов тут вряд ли помогут.

Светлана, 5 лет педагогического стажа

— Недавно я спросила у детей, что бы они сделали, если бы им дали много денег 9 Мая. Как бы они распорядились? Так вот, каждый написал, что потратил бы на мечту, на семью или еще что-то, а самый хулиганистый хулиган в моем классе, которого считают задирой, вдруг поднял глаза и совершенно искренне сказал, что отдал бы деньги ветеранам, которые еще живы, — нашел бы по всей земле и раздал. Понимаете, дети не плохие. Может, это мы, взрослые, их делаем плохими?

Если в классе есть буллинг, то первое, что должны сделать учителя, — выявить причину. Есть способов много. Устранишь причину — уйдет всё. Чаще всего [причина] — это отсутствие любви дома. Это может быть и у того человека, которого давят, и у того, кто прогибается. И там и там может не быть любви.

Самодостаточный человек — ребенок, которого в семье ценят, уважают, любят, — он никогда не будет давить другого. Ему нет необходимости это делать. Плюс, если ребенок в семье растет в любви и ласке, он не будет прогибаться под кем-то, он просто не будет общаться с такими детьми, потому что развивается правильно.

Учитель после выявления причины и устранения ее пытается уравнять и сбалансировать ситуацию. Это могут быть ролевые игры, командные, где лидер, к примеру, оказывается в команде простым участником, а более слабого ставят командиром. Такие игры дети очень любят, они их сближают. Уровняв ситуацию, учителя продолжают контролировать всё, следить за тем, чтобы неуверенный в себе, недолюбленный ребенок почувствовал, что есть тепло, взаимопонимание и уважение.

В цепочке воспитания есть три составляющие: семья — ребенок — учитель. Если одно из этих звеньев дает сбой, то спасти ситуацию становится сложнее. Вот все знают, что стрелка из Казани отчислили из колледжа, но никто не знает, почему он перестал ходить на занятия. Никто это понять не пытается.

Недавно один мой ребенок пришел на урок в плохом настроении. Он ничего не хотел делать, а глаза были наполнены слезами. Спросила у него, что случилось, говорит: «Ничего». Я позвонила матери. Оказалось, что мама его за что-то наказала, взвинтила и отправила в школу, даже не попытавшись помириться с ребенком, сказать, что она его любит. Как так? Я, конечно, не ставила плохие оценки ему в этот день, хоть он принципиально ничего не делал, потому что понимала, что ребенок не виноват. Мы с ним поговорили, конечно, в конце дня он, по моим ощущениям, простил маму и пошел домой с улыбкой, но, родители, что вы делаете? Закрытым ребенок становится только под влиянием взрослых.

Все привыкли считать, что учитель — это такая или такой козел отпущения, который получил диплом в университете и обязан кроме того, чтобы учить чадо, еще много чего делать, пока родители зарабатывают деньги. Но это не так.

К сожалению, когда государство выделяет миллионные гранты на различные мероприятия, оно не делает кружки, бассейны и секции бесплатными. Многие дети, с которыми я работаю, говорят, что гуляют на улице допоздна, потому что у мамы нет денег на кружки или занятия танцами. Вот об этом нужно думать.

Есть педагоги, которые проводят бесплатные кружки. У нас работает молоденькая амбициозная, со сверкающими глазами учительница, и она работает со всеми детьми, кто к ней приходит, бесплатно. Она не выбирает, родители богатые или ребенок одарен или нет. Но таких единицы. Вот это важно. Вот о чем нужно говорить.

Не нужно после трагедии в Казани искать виноватых в буллинге или еще в чем-то. Причина буллинга — отсутствие любви в семье. Мы, взрослые, в гонке за деньгами, работой или еще чем-то пробегаем мимо своих же собственных детей, а они в это время тянут нас за руку и что-то спрашивают, хотят обнять, прижаться.

Ольга Юлегина, с. Шаблиевка Ростовской области, 10 лет педагогического стажа

— Зачастую в классах есть такие дети, которых травят. От этого никуда не деться. Единственное, что мы можем сделать... Каждый год в каждом регионе, в каждой школе составляется план воспитательной работы. Это подразумевает под собой различные направления. Одно из них — это социальное, то есть мы проводим классные часы не просто так — «будь толерантен, будь добр и так далее».

Второе направление — работа с родителями, потому что зачастую травят детей из неблагополучных семей. Эти семьи обследуются по тысячу раз. Столько работы возложено на учителя — это просто огромное количество, потому что неблагополучные семьи мы посещаем и вызываем на разговоры, ведем постоянные беседы с этими детьми. С ними работают психологи. Это — колоссальный объем работы. Дает ли это результат? Зачастую да, но нигде нельзя исключать локальные случаи [неудач], потому что большинство проблем не из школы, а из семьи, но об этом почему-то забывают и всё возлагают на учителей.

Бывает и такое, что ребенка очень сильно любят, и это тоже плохо влияет на само воспитание и становление личности. Вот отсюда и идет то, что не увидели эту грань и где-то ребенок надломленным становится, либо слишком самоуверенным, либо затравленным.

Когда происходит какой-то конфликт, то сначала проходит беседа с классным руководителем и с родителями. Если конфликт какой-то не решается, тогда подключается завуч по воспитательной работе. Если опять не удается достигнуть консенсуса, то подключается психолог, который тоже проводит колоссальную работу со всеми участниками конфликта.

Дело же не только в учителях. Привлекать к разрешению таких ситуаций, в частности и буллинга, было бы неплохо, наверное, сотрудников правоохранительных органов. Были случаи на моей памяти, когда семье отрезали свет, воду и газ, и детей при этом не забирали из семьи, а в другой семье, где всё благополучно, но произошел какой-то правонарушительный инцидент с ребенком, и ребенка сразу забирают.

Тут, я считаю, администрация и полиция и остальные органы как-то странно работают. Полиция вообще привлекается тогда, когда что-то уже произошло, а не перед этим. В школы приходят сотрудники, проводят беседы, но нужно точечно работать именно с проблемными детьми.

В первую очередь, если идет травля, то сначала проводятся классные часы. Если это не помогает, то подключается психолог, который выявляет лидера, потом привлекает на свою сторону, чтобы он повлиял на ситуацию с ребенком, которого травят. Детей привлекают больше во внеурочную деятельность, походу к примеру. Но это не всегда помогает. Дети — это маленький коллектив, которому мы только помогаем строить общение друг с другом, становлению их личности.

Очень многое зависит от семьи. Отсюда все вопросы. С родителей в последнее время сняли много ответственности. Я тоже мама и понимаю, что родители как будто считают, что учителя им всем обязаны. А то, что они несут ответственность перед собственными детьми, многие, к сожалению, забывают. Всё нужно вовремя увидеть и вовремя пресечь. Нужно обращать внимание не только на активных детей, но и на замкнутых.

Василий, 10 лет педагогического стажа

— У меня в классе, к счастью, ничего подобного [вроде буллинга] не было. Но вообще это сфера работы социальных педагогов — учителей никто специально не учит работать в таких ситуациях. Какие-то вопросы могут обсуждаться на классных часах.

Учителя постоянно наблюдают — как дети общаются, как дети ведут себя на переменах. Тем более сейчас, когда они постоянно находятся в одном классе в условиях карантинных мер. В основном [негативное поведение] должен классный руководитель заметить, чтобы потом меры комплексные мог принять психолог или социальный педагог. Здесь ничего особенного нет.

Вот у меня был пример: девочка держится обособленно, погружена в какие-то игры, аниме, просит называть себя эльфом — другие дети на это реагируют смешками. В этом случае я разговаривал сначала с детьми — спрашивал у одних, почему смеются, а у девочки, как она это принимает. Только потом [в подобных случаях нужно общаться] с родителями, если до чего-то доходит. Но мне с классом, повторюсь, повезло — не было каких-то отрицательных моментов. В других классах проблемы есть, но там они не между учениками — просто есть наглые ребята, которые пытаются вывести на конфликт учителя. С такими один способ борьбы — писать докладные.

Так уж получается, что у нас в школах начал действовать принцип «клиент всегда прав». У многих родителей и учеников складывается мнение, что им всегда школа обязана. Единственная возможность учителю защититься — писать докладные или собирать подписи, что уведомлял, а его мнению не вняли. Каких репрессивных мер школы лишены — сейчас даже на второй год или отчислить нельзя. Но, с другой стороны, если бы просто выгоняли из школ, то улицы пополнялись бы озлобленными и не совсем адекватными подростками. Это палка о двух концах.

У школ нет достаточных механизмов противодействия агрессивным ученикам. Ну если договориться не получается, вот что ты ему сделаешь? Они говорят: «Всё равно вы нам всё поставите и в следующий класс переведете». Какой выход? Сейчас учитель поставлен в положение оправдывающегося. Мне кажется, проблема в этом. Государство должно дать учителям дополнительную защиту. В каком виде — это надо обсуждать.

Сейчас [после казанской трагедии] мы в очередной раз проведем детям уроки безопасности — последний был после ДТП с погибшими подростками в Новочеркасске. Дети распишутся в журнале. Потом соберем внеочередное родительское собрание. Родители тоже распишутся, что они ознакомлены. Всё снова сведется просто к бумажной работе. У меня вопрос: как эти меры могут реально что-то предотвратить?

Игорь, 8 лет педагогического стажа

— Если учитель замечает травлю в классе, первое — он пытается понять, сколько человек участвует в ней и, собственно, причину буллинга. Я стараюсь поговорить по душам с ребенком, который организовал травлю либо поддерживает ее. Травля может быть на самом деле по любому поводу: по национальному признаку, может, ребенок очки носит, по социальному или даже по полу. Причин масса. После — отдельную беседу с классом, где затрагиваю проблему. Не явно, что: «Это Вася, вы его не обижайте». Если классного руководителя не слышат, не получается что-то, то подключаются социальный педагог и психолог, закрепленный за классом. Насколько это всё эффективно? На момент нахождения в школе это дает результаты, но подкрепить всё нужно и в семье.

Бывает, что сто процентов гарантий нет, конечно. Человек — создание непредсказуемое, но лучшая защита — это профилактика. Учитель, если видит, что в классе конфликт, может и свой урок потратить, чтобы побеседовать с детьми по душам, сделать акцент на чем-то. Я ребятам всегда ненавязчиво посылы в сознание стараюсь запускать, мол, вот так вот делать нехорошо и неправильно. Особенно это нужно практиковать, если ребята — подростки. В этом возрасте они беззащитны, а если буллинг начинается именно в это время, необходимо не только учителям, но и родителям круглосуточно знать, чем живет ваш ребенок, с кем общается, чем интересуется, как относится к каким-то ценностям. Это очень важно. Можно упустить ребенка и после горькими слезами плакать.

Если мы говорим про суровую действительность, то, как бы ни было грустно и печально, дети в наше время предоставлены сами себе. Если разбирать случай в Казани, то, может, у этого парня была психологическая травма в детстве, к примеру, если его побили, а он не смог дать сдачи. Или какая-то обида от родителей, которая хранилась в голове 10–15 лет, а потом на фоне каких-то эмоциональных переживаний вылилась в такую страшную трагедию. Я не защищаю его сейчас, но говорить, что всё можно предугадать только в школе, безусловно, нельзя.

Татьяна Иващенко, депутат Заксобрания, бывшая замдиректора по воспитательной работе Ленинаванской школы № 13

— Детский коллектив — жесткое, жестокое и иерархическое сообщество. <...> В основном [травля] бывала, когда приходил новый ребенок. Его коллектив не принимает, он становится на какое-то время изгоем. Даже если учится несколько лет, класс до конца мог не принять. У меня был случай, когда пришел русский мальчик (класс состоял преимущественно из армян. — Прим. ред.). Классный коллектив бывает с разным характером — и он в него не вписался. Горожанин, а тут был сельский менталитет.

Очень важно [ребенка] положительно позиционировать в глазах коллектива. Это надо очень тонко делать, не вызвать зависть лишним вниманием, а дать возможность ребенку проявить себя каким-то поручением. Я классному руководителю советую обязательно его взять в какое-то коллективное дело, узнать его задатки, таланты. Или поручить ответственность.

Еще был ребенок из совсем неблагополучной семьи. Он с первого класса учился. Мать с его воспитанием не справлялась, отец умер. Он, [ребенок], имел врожденные психические отклонения. Он очень был агрессивен, особенно в начальной школе. Ребенка надо было постоянно лечить, возить в медучреждения на консультации, курсы… [Проблемы были] психического и умственного развития. Он был в коллективе изгоем.

Постепенно у него вспышки агрессии стали случаться реже. <...> Я записала его в секцию, на футбол. Смогла убедить детей, что он особенный, ему нужно помочь, взять над ним шефство. И они стали за него отвечать. Даже в своих прогулках после уроков одергивать его. Потом я вызывала компанию мальчиков, с которыми он в секцию ходил, и спрашивала, как прошел вечер. И ребята рассказывали: «Эдик хотел поцарапать машину. Мы ему сказали, что это нельзя». — «Ну вот видишь, Эдик, — говорю, — как хорошо. Теперь милиция по твою душу не будет приезжать в этот раз». Это ежедневная работа.

У него появилась дружба в классе. Сейчас он очень социален. Не скажу, что нравственно здоров. К пятому-шестому классу он смог [завести себе друзей].

Очень хороший метод еще — воспитание трудом. Каждый класс имел какой-то участок, за которым ухаживал, сажали деревья, кусты. Когда мы с этим классом посадили, я при всех детях сказала: «Ответственность за целостность этих деревьев, полив в летний период — за Эдиком». И он очень ответственно всё выполнял.

Психолог помогла мне разобраться в соцсетях. Я организовала некоторую слежку за детьми в соцсетях под другим именем. Выяснилось, что девочка находится в группах смерти. Очень удивлены были — тихая абсолютно школьница.

Оказалось, в семье была проблема, но классный руководитель не обращал внимания, потому что никаких явных, видимых признаков не было. Мать уехала на заработки, [школьница] живет с отцом, бабушкой и дедушкой. Дедушка приходит в школу, интересуется — вроде бы всё нормально. Чрезмерно тихая девочка, никак не проявляющая себя. <...> Была в шестом классе. Хотела привлечь к себе внимание. Она сделала насечки на венах — неглубокие надрезы, как будто хотела покончить с собой. То есть ребенок пытался обратить на себя внимание таким образом.

Классный руководитель этого не замечал. Классные руководители не обучены быть классными руководителями. Они обучены быть предметниками. С ними всё время должен работать заместитель директора, но для этого он и сам должен быть компетентным.

Педагог, настоящий педагог, все [проблемы] видит. Но, во-первых, сегодня учителей, с одной стороны, не обязуют это делать. А с другой стороны, загрузили лишней, ненужной деятельностью — отчетами, бумажной работой. Сегодня замдиректора, который ответственен за воспитательную работу, без конца пишет отчеты. Он не занимается своей деятельностью.

Всё — и образование учителей, и повышение квалификации, переподготовка и всякие такие курсы — превращено просто в формальность. В галочку. Никакого от этого толку нет. Я считаю, больший толк бы был, если бы возобновили институт наставничества в школе. Когда один учитель, опытный, берет шефство над новым учителем и растит его.

[Сейчас] учитель приходит в школу и остается со своими проблемами один на один. Тыкается-мыкается, очень часто из него ничего не получается. Он продолжает работать, потому что [в школе] есть социальные льготы, коммунальные выплаты и так далее. Потому что он, в конце концов, образование получил и больше ничего не умеет. Но профессионалом своего дела он не становится, потому что введения в специальность на практике у него не было.