В Одном театре недавно состоялась премьера постановки о событиях вековой давности по мотивам повести Алексея Толстого. Актуальность советской трагедии на сцене оценила журналист Нина Шилоносова.
Несколько лет назад в нашем филиале Института Наследия проходила научная конференция, посвященная 100-летию начала Гражданской войны в России. Запомнила, как один из выступающих — историк, крупный казачий деятель — произнес: «Гражданская война не закончилась…»
Драматург Артем Казюханов и режиссер Дмитрий Мульков, авторы спектакля «Гадюка», считают, что «все всё забыли». И создают спектакль — очевидно, чтобы память жила.
Алексей Толстой вернулся в Советскую Россию из эмиграции в 1923 году. «Красный граф» опубликовал эту «повесть об одной девушке» через пять лет, когда уже сворачивался НЭП (новая экономическая политика большевиков, позволившая быстро восстановить разруху после разорительной войны между белыми и красными).
Важно понимать, что действие в произведении происходит в период с 1918 по 1923 год. Еще недавно по стране гремели бои и пылали пожары, сотни тысяч остались без крова и родных, многие вынуждены были бежать за границу, огромные физические и душевные раны мучили сражавшихся на фронтах. А тут снова подняли головы буржуи и кулаки — жируют, когда другие недоедают…
Замечу, что в наших театрах о том времени идут сразу три спектакля: «12 стульев» по Ильфу и Петрову, «Зойкина квартира» по Булгакову и «Самоубийцы» по Эрдману. И все они решены больше в комедийном ключе.
«Гадюка», обозначенная как «история одной девушки в 12 эпизодах и 3 снах», — трагедия. Реализованная, вопреки замыслу писателя, по порядку и почти как комикс. И то, что основная часть эпизодов решена всего двумя красками, выглядит естественным. Кажется, что движущийся обгоревший портал пахнет пепелищем (художник Игорь Каневский).
Интересным показалось решение показать тяжелую историю Ольги Зотовой с помощью «театра теней». Однако режиссеру пришлось начитывать «за кадром» большой объем яркого авторского текста (кстати, «конь косит лиловым глазом» — это Толстой). И несложные оптические картинки (то в виде силуэтов актеров, то мультимедиа) превалировали — как сопровождение нарратива. Санитары, белогвардейцы, красноармейцы (они тут практически сливались), совслужащие бесконечно что-то носили — то скрываясь за подсвеченным задником, то появляясь на авансцене.
В этой круговерти индивидуальности были малоразличимы. Но игра света и тени дала возможность явить личного врага (Карим Армадов) — убийцу родителей героини — как вечное ее наваждение.
Возможно, у меня были проблемы с восприятием, но мне показалось, что всегда мощной Дарье Жениховой тесно в этой главной роли. Режиссер не позволил героям добавить ярких черт. Из постоянно плачущей недобитой гимназистки она становится девушкой-бойцом, запропагандированной своим любимым — суровым командиром (Артем Акатов) до состояния и облика зомби.
И как ни ужасно это звучит, кровавая война получилась единственным инструментом самосохранения. А потом с сильнейшим синдромом ПТСР, с умерщвленной плотью, одинокая «злая гадюка» Ольга должна начать жить в третий раз.
К сожалению, авторы спектакля оставили только бессмысленную работу машинисткой в тресте, отказавшись от показа травли (фигуральной и фактической) в коммуналке. Секретарша Сонечка (Екатерина Молодец) в ярко-красном и два сослуживца-живчика (Матвей Невзоров и Аркадий Фанян) отдуваются за всех ненавистных красноармейке нэпманов (придуманные драматургом эпизоды).
А вот сны Зотовой — вопреки всему — стабильно мещански розовы… Сильное решение последнего сновидения: когда вместо новой любви — директора треста (Всеволод Бухтияров) — Ольга видит с Сонечкой своего погибшего возлюбленного, командира Емельянова. Такого растаптывания себя — морального убийства — Ольга вынести уже не могла, поэтому защищается, стреляя в ненавистную блондинку…
Повесть Толстого начинается с того, что Зотова приходит в милицию, чтобы сдаться. Здесь же в финале она встает на алом фоне перед микрофоном, с монологом-верлибром от режиссера. Вначале даже показалось, что это выступление на возможном суде.
Наверное, сам спектакль — свидетельство несчастной девицы Ольги Зотовой, которую убивали и которая убивала, на Суде Истории: « …все всё забыли. Всё забыли, чтобы потом, спустя сто лет, никто уже не мог сказать, зачем вообще всё это было? Зачем всё это было?..»
Наверное, мне не хватило в этой постановке теплых эмоций. Запомнился один лишь жест — сцепление рук красного командира и его «жены». Но Мульков решил нас не щадить: даже всегда и всё спасающая музыка здесь (Дарья Женихова!) странная, без мелодии — что исполняемая на расстроенном пианино, что напеваемые «ла-ла-ла» в снах.
Однако если вы поинтересуетесь прототипами «гадюки» (участница Кубанского Ледяного похода баронесса София де Боде, разведчица Мария Захарченко-Шульц, поэтесса Татьяна Сикорская), будет не до песен.