Семья на кладбище около дома. История автослесаря, который за год похоронил всех родных и переехал в заброшенную деревню

За худощавой спиной Павла десятки могил. Он идет между рядами и медленно собирает ладонями пыль с железа. Каждый поворот его головы на чье-то надгробие сопровождается короткими репликами.

— Мама умерла, потому что ей операцию плохо сделали. Папа — потому что не пережил одну трагедию. Верка, сестра — от рака. Тетка — тоже от болезни. Остальные по-разному. Все жители — на кладбище, — спокойно говорит мужчина.

В 2006-м Павел похоронил 11 человек. Часть его семьи лежит на сельском кладбище, прямо через проселочную дорогу от деревни. В Криванково он — единственный оставшийся житель. Как живет и почему не переезжает последний обитатель забытой глубинки в Тюменской области — в этом материале наших коллег из 72.RU.

Я подхожу к деревянному дому. За стеклом диалог, мужской голос спорит с ведущим какой-то телепередачи. Стучусь в окно. Голоса за стенкой резко замолкают. Из дома в одних штанах выходит худенький невысокий мужчина. Это Павел.

Ему 55 лет, и посреди опустевшей деревни он живет с 2006 года вместе с братом. Но дома тот бывает редко, в основном время проводит в соседнем селе Вагай. Павел переехал сюда из Нижневартовска. Когда-то его семья уехала туда из Криванково, потому что папе дали работу на газоперерабатывающем заводе.

Павел вернулся в родной дом и менять здесь ничего не стал. Издалека его жилье выглядит обычно для деревни: выкошенная поляна, ровно сложенная поленница и одежда, которая сушится на улице.

Внутри всё иначе. Уже на ступеньках веранды пахнет гнилью, сигаретным дымом и залежавшимися старыми вещами. В первой комнате падает взгляд на включенный телевизор — самое яркое, что есть в доме. В остальные предметы быта плотно въелась грязь: толстый слой жира на плите и посуде, грязный ковер, мертвые мухи на подоконниках.

Еще один предмет, который выделяется, — рамка с фотографиями двух кошек на стене. По бокам к ней прикреплены черно-белые снимки. На карточке в левом углу красивый молодой мужчина держит на руках ребенка, рядом с ним стоит женщина в пиджаке. Это Павел и его родители.

Павел отвлекает нас от фотографии, садится в кресло и начинает рассказывать.

— У меня три телевизора, два холодильника. У меня всё есть. Вон печка. Это тоже печка. А я себя не стесняюсь. Одиноко мне не бывает. Вон у меня кошки бегают — мои две подружки. Мои Белка и Кошка, — громко рассказывает он.

Я спрашиваю у Павла про прошлую жизнь в Нижневартовске, про семью и детей. Он отвечает коротко и неохотно.

— Семья была в Нижневартовске, есть сын. Там хорошо жил. Была машина, квартира — всё было. Там познакомился с женой. Прожили с ней с 1991 по 2002 год. Потом разошлись. Я оставил ей квартиру. И не жалко. Я ее любил и люблю. Мне никто не нужен кроме нее. Хочу ее вернуть, но зачем?

Охотно Павел говорит про свою работу автослесарем на нижневартовском заводе — в этой сфере он трудился около 30 лет. Как сейчас зарабатывает на жизнь, он рассказывать не хочет. Говорит только, что деньги у него есть — накопил. Жители соседней деревни рассказывают, что иногда Павел может помочь им по хозяйству.

Когда речь идет про сына, Павел пытается скорее закончить разговор.

— У сына жизнь сложилась хреново. Не хочу даже об этом говорить. В тюрьму он попал.

В деревне Криванково есть сгоревшие дома, есть разрушенные, а есть те, в которые время от времени приезжают хозяева. Это случается несколько раз в год, говорит Павел. Вход к таким он пытается держать в чистоте — периодически косит траву и смотрит, чтобы они были в порядке. Чтобы помыться в бане, Павел ходит в начало деревни, на участок соседа.

— Еще тут жил Петька, у него мать здесь убили. Так еще не нашли. Иногда сюда Женька приезжает — тут у него 30 гектаров земли, — показывает на дома с заколоченными окнами Павел и продолжает рассказ о деревне.

Раньше в деревне было две улицы, дома тянулись до самого озера. Магазинов не было никогда, а на работу ходили за два километра в соседнее Касьяново.

— В деревне было два ряда домов, она была полностью огорожена забором. Помню, бабушка у меня на ферму бегала в соседнюю деревню работать. Раньше сюда приезжала автолавка раз в неделю, — говорит собеседник.

Уезжать из деревни начали около двадцати лет назад. По мнению Павла, молодежи не нравится спокойная жизнь.

— Молодежь хочет в города катить, а старые жители хотят в деревню. Мне предлагают уехать и в Тобольск, и в Вагай. А мне нужна тишина и спокойствие.

Один из плюсов жизни в заброшенной деревне для Павла — тишина. Он говорит, что ему надоело дышать гарью в городе и слушать шум машин. Но переехать его заставило другое.

— Я понял, что нужно оттуда уезжать, когда за 4 месяца похоронил 11 человек. Я когда сюда приехал, у меня спросили: «Пашка, а ты что такой белый?» И точно — весь белый, — показывает на седину мужчина.

В пяти минутах ходьбы по проселочной дороге от дома Павла, посреди небольшого леса находится кладбище.

— Вся деревня — здесь, — говорит мужчина.

Мы идем вместе на погост. Почти обо всех похороненных здесь Павел коротко рассказывает: почему человек умер, чем занимался. Некоторым он сам копал могилы. Мы останавливаемся возле оградки, где в ряд лежат несколько человек. Дата смерти каждого — 2006 год. Но на этом кладбище у Павла похоронены не все — кто-то лежит в Тобольске, Вагае или Нижневартовске.

— Пока папу тут хоронил, у меня в Нижневартовске мама умерла. Пока маму хоронил, у меня в Тобольске тетка умерла. Пока тетку хоронил, другие родственники пошли. Здесь папа, дедушка, бабушка, тетка, двоюродный брат, муж сестры. Спокойствие здесь, — тихо говорит мужчина. — Вот это спокойствие — всех уже в деревне закопал. Как мне это надоело.

Павел пока не планирует уезжать из Криванково. Если же будет иначе — деревня попросту перестанет существовать. Некому будет косить траву у соседских домов и следить за порядком на кладбище.