«Подумала, что война началась». Что происходило в Ейске на следующий день после крушения истребителя

По официальным данным, вечером 17 октября истребитель Су-34 потерпел крушение при взлете с военного аэродрома на окраине Ейска. У самолета загорелся один из двигателей, после чего он врезался в девятиэтажный дом на Коммунистической улице. Начался сильный пожар, полностью потушить который удалось только под утро.

В результате ЧП погибли 15 жителей дома и пострадали еще 43 человека. Репортаж о том, что происходило в первые часы после катастрофы, читайте здесь.

Корреспондентки 93.RU Валерия Дульская и Анастасия Пирожникова приехали в Ейск утром 18 октября. Они провели там весь день, пообщались с очевидцами и жителями дома, а также посмотрели, как живет город после ЧП.

На первый взгляд Ейск показался типичным южным провинциальным городком, который спустя несколько часов после трагедии вновь живет обычной жизнью. Но всего через несколько минут нахождения здесь становится ясно, что все люди говорят только об упавшем самолете.

Ближайшие дороги к месту происшествия оказались перекрыты полицейскими, на парковку гипермаркета у разрушенного дома проехать нельзя. Машину приходится оставлять в паре кварталов, а идти к месту ЧП — петляя через соседние дворы между красно-белыми лентами ограждения.

Самолет упал в густонаселенном жилом квартале. Буквально в нескольких метрах от обгоревшей многоэтажки находится школа, детский сад, рядом — много продовольственных магазинов, заправка, колледж и автовокзал. По соседству стоит ТЦ «Меотида», где в первые часы после катастрофы создали консультационный центр для пострадавших жильцов.

Территория вокруг дома оцеплена, ее охраняют военные, казаки и полицейские. Молодые военные запрещают людям доставать телефоны и фотографировать, но в ответ слышат дерзкие фразы:

— Поздно уже выключать телефоны, раньше думать надо было. Сейчас вся страна уже знает, от Москвы до Владивостока.

«В трусиках и в маечке»

Вокруг дома суетливо и людно, очень много полицейских, спасателей, волонтеров и журналистов. Чуть меньше зевак и самих пострадавших жителей. С торца здания готовится пресс-подход для журналистов от представителей МЧС. Пока все настраивают камеры и микрофоны, местный житель Арсен Бабаян упрашивает спасателей сходить вместе с ним в дом за одеждой для ребенка.

Параллельно мужчина громко вслух рассуждает, почему самолеты летают над городом, хотя могут делать это над морем. Он задает этот вопрос журналистам, спасателям и случайным прохожим.

— Я сам служил в ВВС, летчик. Самолеты не имеют права летать над городом, не имеет права даже учебный самолет летать.

Арсен очень возмущается тем, что семью его друга и соседа, которая живет на пятом этаже, не пускают в дом, чтобы забрать вещи для четырехлетней внучки Аленки.

— У меня у друга чуть семья не погибла, мы коллеги с ним, работаем вместе. У него внучка четырехлетняя. Ребенка вчера вынесли на одеяле в трусиках и в маечке. Ну ему же надо одеваться? Я ж не прошу водку взять. Но можно же взять вещи ребенку маленькому! А они ничего вообще не говорят. Даже зайти сейчас в подъезд в сопровождении органов нельзя, даже документы забрать. Сказали: «Сегодня вы точно не попадете». Ну как это не попасть, если маленький ребенок дома…

К нам подходит Татьяна, жена того самого друга Арсена. Женщина рассказывает, что вышла вечером на тренировку, когда увидела, как падает самолет. Дома в этот момент были ее младшая 15-летняя дочь и четырехлетняя внучка.

— У меня ребенок в одной пижаме, без трусов. Ни документов, ничего, квартира открытая. [В момент ЧП в квартире] были дочь и внучка. Я им сразу же сказала, чтобы на ту сторону шли в комнату, одевались, они сидели на окнах, махали. Наша сторона целая, правая. Левая вон она, черная вся.

В 09:30 около пострадавшего дома начинается пресс-подход. На вопросы журналистов отвечает начальник ГУ МЧС России по Краснодарскому краю Олег Волынкин.

Он рассказывает, что больше всего пострадали подъезды со второго по четвертый, их жильцы пока будут находиться в пункте временного размещения, потому что доступ населения в эту половину дома закрыт.

— А можно вопрос вам задать лично? — прерывает Волынкина Арсен. — Насколько долго это будет всё происходить? Как забрать документы с жилого массива?

— Я так понимаю, что сегодня в течение суток мы должны завершить проведение аварийно-восстановительных работ, — отвечает начальник кубанского МЧС.

Арсен начинает рассказывать, что четырехлетний ребенок остался без вещей, на что Волынкин объясняет, что пока комиссия не обследует пострадавшие подъезды, туда никто не попадет.

— А еще вопрос можно задать? — вмешивается стоящий рядом пенсионер. — Почему у нас авиация взлетает над жилыми районами? У нас что, лимана нет или Таганрогского залива? Почему они врезаются в наши дома?!

— Я полагаю, я не смогу ответить на этот вопрос, поскольку он не находится в моей компетенции, — после небольшой заминки отвечает Волынкин.

Пока все общаются с журналистами, перед входом в соседний гипермаркет районная администрация организует импровизированный мемориал — черная табличка, к которой начинают приносить цветы и игрушки.

Татьяна, Стас и их двухлетняя дочь Диана тоже подходят почтить память погибших. Они живут через дорогу от места трагедии, на улице Горького рядом с автовокзалом. Самолет во время крушения пролетел и над их домом.

— Слышно было по самое не хочу. И машины там, скорее всего, припаркованные взрывались. Нам начали родственники, друзья звонить: «Вы там живы или чо?» Думали, в наш дом попал. Всем говорю: «Спокойно, мы живы».

По словам мужчины, боевые самолеты над Ейском стали летать с февраля.

— Не всегда так было, с февраля, наверно, и начали летать. Бывало, и по шесть самолетов взлетело: два, следом еще два, следом еще два… На полчаса улетают, потом возвращаются. Раньше самолеты тоже летали, но не боевые, не «сушки», а обычные транспортные.

Семья признается, что им страшно жить вблизи боевых действий, а маленькая Диана каждый раз, как видит самолет на улице, пугается и прижимается к отцу.

В торговом центре «Меотида» разместили консультационный центр для местных жителей, но в обед внутри почему-то пусто. Все собрались возле входа, там же стоит и рыдает девушка в белой куртке, ее успокаивают и гладят несколько человек. Шумно и хаотично обсуждают случившееся, но с журналистами общаться никто не хочет. Можно различить обрывки фраз из толпы. Все разговоры только об одном:

— Валидол у меня есть, я взяла с собой.

— Слышали блям-блям-блям, такой звук.

— Кого-то выносили, кто-то сам, да он так упал…

К толпе собравшихся выходит министр ГО и ЧС края Сергей Штриков. Он объясняет, что люди из уцелевших подъездов всё же смогут забрать документы и вещи, но чуть позже. Нужно записаться, а затем в сопровождении спасателей, как только будет получено разрешение, можно будет пойти за вещами.

— Вас проведут к подъезду. Там удостоверятся, что это безопасно, и спокойненько заберете свои документы. Без суеты, спокойненько подходите, здесь сотрудники администрации все присутствуют, переписывают всех, — говорит Штриков.

Министр разговаривает с собравшимися в успокаивающей манере, никто из присутствующих здесь не возмущается.

В соседнем дворе встречаем одинокого пенсионера на лавочке, он сам начинает разговор и рассказывает, что утром смог подойти к дому и сделать пару фотографий и видео для друзей из Москвы. У мужчины квартира в доме напротив, но он ее сдает, потому что одной пенсии на жизнь не хватает.

— Я думаю, что это безумие полное. Всё, что сейчас творится.

За углом люди с вещами выходят из дома и загружают машину. Они живут в самом дальнем от взрыва подъезде, поэтому их ненадолго запускают внутрь еще днем.

Пенсионеры в соседнем дворе выходят на лавочку, чтобы обсудить последние новости. В основном говорят две женщины, напротив сидит пенсионер с сигаретой и вставляет короткие реплики на украинском.

— Вы знаете, я живу на шестом этаже, слышу только бах-бах — и черный дым идет. А потом смотрю — зарево. Документы схватили и вниз скорее. Кажется, почти все повыходили из подъезда. Трясло. А как страшно. Часто летают, над домами прям, они летят низко, мне кажется, вот-вот в дом врежутся. Это не первый раз, они очень низко летают. Ну, [спецоперация] идет, а что делать.

Женщины рассказывают, что аэродрому «уже лет сто», раньше здесь было летное училище, летали даже гражданские самолеты, но потом «всё свернули». Снова аэродром расконсервировали в феврале. Пенсионер с сигаретой долго слушает возмущенный рассказ соседок о низких полетах и решает вмешаться.

— Он же не кузнечик, шоб раз и пидстрибнув. Шо ти боишься? То буде видразу, чик — и на небеси. Це не палка, шо ти кинула и полетила, це самолет.

— Ой, иди ты на фиг, я еще хочу пожить, — отвечает одна из женщин. — Раньше падал самолет, но он в море падал.

Пострадавших с травмами госпитализируют в местную ЦРБ. На входе на территорию больницы, по левой стороне, стоит роддом, рядом с которым собралось несколько человек с шариками и цветами. Рядом на аллее — аисты из искусственного газона. На ступенях стоит небольшая толпа, малышку в розовом конверте держит счастливая женщина, все обнимаются.

В нескольких метрах от роддома расположена часовня, за ней — морг. Здесь уже ничего не напоминает о счастье. Во дворе стоит несколько лавочек, вынесенных из здания. На них сидят родственники погибших. Сотрудница психологической службы обнимает женщину в серой куртке и джинсах, гладит ее по спине. Она что-то тихо бормочет, время от времени срываясь на громкие всхлипы.

На соседних лавочках сидят еще люди, но стараются держаться. Мужчины ходят взад вперед и курят. Вокруг много сотрудников МЧС, медиков и даже военный. Рядом на ступеньках стоят бутылки воды. Внезапно в храме начали звенеть колокола, следом поет кукушка. В этот момент у морга становится тихо, мимо с улыбкой проходят три пенсионерки с букетами цветов. Когда они понимают, мимо чего они идут, женщины перестают улыбаться и отворачиваются.

Вернувшись к дому, замечаем, что территория оцепления стала еще больше: там, где можно было пройти утром, после обеда уже не пускают. Возле дома остаются люди, в основном журналисты и сотрудники разных ведомств. Большинство местных разошлись отдыхать.

Соседний дом, который стоит перпендикулярно, не эвакуировали. Из него на улицы выходят пенсионеры и тоже обсуждают трагедию. Полушепотом: оказывается, их успели поругать правоохранители за то, что они общались с прессой.

— А что мы видели, кроме дыма и огня, в новостях всё показывают. Ой, девчата, нам сейчас, можно скажу грубо, милиция и военные [мозг вынесли], чтобы никому ничего не рассказывали. Мы никто, — возмущается одна из бабушек.

Впрочем, несмотря на нагоняй от силовиков, одна из них не выдерживает и начинает говорить:

— Я видела столб огня выше девятиэтажки, упала у себя в спальне за батарею, ощущение было, что бомба прилетела. Потом начало трусить. Я только поглядела Малахова про Ангела, про детей, наревелась. И тут такое. Ничего не поняли, я тебе говорю, я думала, война началась. А бежать не можем же, старые. До сих пор руки трясутся. Ощущение, что пламя до неба шло. Единственное, что я сегодня узнала, — у меня очень много родни.

Сразу после трагедии жильцов пострадавшего дома размещают в одном из ейских детских лагерей, а позже перемещают в гостиницу, в более комфортные условия. В гостинице нормальные ухоженные номера, есть отопление. 18 октября в ПВР (пункте временного размещения) находятся 25 человек, из них восемь детей и одинокая пенсионерка.

Со второго этажа спускается молодая женщина Анастасия с маленьким ребенком на руках — неравнодушная ейчанка принесла им подгузники. Анастасия рассказывает, что живет в первом подъезде того самого дома. Ночь провели у родственников, теперь ждут, когда власти разрешат людям вернуться в свои квартиры.

— Мы же там всё побросали. Обещали пустить в первый подъезд, дай бог, чтобы там было всё хорошо.

— Как ребенок?

— Он не понял, скорее всего, что произошло. Он сел и тихонько сидел. Обычно мы капризничаем, а тут сел и сидит. Если честно, он заговорил на этом фоне!

В пункт временного пребывания Анастасия с 11-месячным сыном попала только утром.

— Мы пришли сегодня утром, простояли три часа, узнали всё, записались, попросили расселить. У мужа родители в общаге живут — очень мало места. Ночь там провели с малышом, не очень удобно, он спал на кресле. А тут условия хорошие.

«Сижу, жду»

В холле гостиницы сидит пожилой мужчина по имени Владимир. Ему пытается дозвониться жена, но он никак не может разобраться с телефоном. По словам пенсионера, он сидит в гостинице уже несколько часов. Что произошло вчера вечером, помнит не слишком отчетливо.

— Жена услышала: Вова, там что-то случилось. Быстренько оделась и побежала. Танька там, на улице, а я — в хате. Балкон открыл и слышу справа: бах-бах, бах-бах. Подумал, что с газопроводом что-то. Думаю, ну хрен с ним, пошел открыл холодильник, а у меня там и шампанское, и коньяк. Я думаю, ну че не позволить? Сижу, свет горит, в хате тепло. Я телевизор смотрю. А потом потух свет — и я понимаю, что надо срочно что-то думать.

Владимир рассказывает, что слышал, как ходили люди по подъезду и стучали в дверь, но он решил не отвечать и сидел молча. В итоге спасатели попали в квартиру только с четвертого раза и увели мужчину. Он ушел без денег, без документов и с полуразряженным телефоном. Вместе с женой переночевал в ПВР, а утром женщина ушла к месту трагедии.

— Она в дом попала?

— А хрен его знает. Сижу, жду.

Присели от страха

На кухне в пункте временного размещения за столом с чаем сидит семья. Они тоже ждут возвращения домой. Первое, что говорят, — главное, что остались живы и здоровы. Имущество вроде бы тоже не пострадало. Больше всего их волнует другой вопрос:

— Чтобы такого не было, надо над Ейском закрыть всю полетную зону. Хотя бы над домами. Очень часто летают, как военная операция пошла, они парами взлетают каждые 1,5–2 часа. И это каждый день. Даже вчера после этого случая люди стояли там на «Меотиде», самолет летел в 11 часов вечера, а люди аж присели от страха.

Все остальные за столом поддерживают эту идею и добавляют, что летать можно и над морем. По словам ейчан, боевые истребители пролетают еще ниже, чем этот учебный.

— Когда всё случилось, первые эмоции были, что это нападение беспилотников. И ощущение, что стрельба была. Вторая версия — подумали, взрыв газа. Потому что была яркая вспышка.

Ходячий факел

Больше всего местных жителей впечатлила гибель целой семьи. Семь человек жили в одной из квартир в злополучной девятиэтажке.

— Там был мальчик-инвалид, он постоянно ходил по улице с магнитофоном, радовался жизни. Хорошие были люди.

Соседи называют случившееся злым роком. Дело в том, что три года назад их квартира уже горела.

— Трехкомнатная, 3-й подъезд. Представляешь, уже был пожар — и опять в эту квартиру. Там телевизор загорелся тогда. Вот как бывает.

Сын одного из жильцов заполняет за столом какие-то бумажки и говорит, что не верит в официальную версию событий. Он специально смотрел разные видео и уверен, что самолет не взлетал, а наоборот, прилетел со стороны лимана. Когда всё случилось, мужчина был дома:

— Я лично выглянул в окно и увидел человека, стоящего с ног до головы в огне. Он горел. Факел, ходячий факел. Кто был на улице, видимо, все загорелись.

Вечером в здании ейской администрации губернатор Вениамин Кондратьев встречается с журналистами. Он говорит, что дом решили восстановить и люди скоро смогут «вернуться к своему обычному образу жизни», а власти помогут им справиться с пережитой трагедией.

Губернатор обещает, что выплаты пострадавшим начнут выдавать уже со среды. Речь идет о 10 тысячах рублей каждому прописанному в доме человеку. При частичной и полной потере имущества выплатят по 50 и 100 тысяч рублей соответственно. В зависимости от степени вреда здоровью пострадавшим положено по 200 и 400 тысяч рублей, родственникам погибших — по миллиону.

Местным жителям обещают, что восстановление займет больше полугода. Но это почему-то не сильно обнадеживает — люди боятся, что в здании останутся какие-то трещины, которые с годами станут больше. Но и это не самое главное. Морально тяжело жить в месте, где случилась подобная трагедия.

— Те люди, которые жили в эпицентре, конечно, им страшно будет там даже после ремонта, — говорит один из жильцов девятиэтажки. — В принципе, люди согласились бы на расселение в другие дома. Согласитесь, побелят, закрасят, запахов не будет, но вы знаете, что в этой квартире семья погибла. И как жить?