«Анна Каренина» в двух ипостасях. Как в краснодарской Драме из великого романа сделали «стереокино»

На главной краевой сцене питерский режиссер Дмитрий Егоров недавно поставил бестселлер Льва Толстого. Почему классика воплощена во всех оттенках серого и двумя актерскими составами, попыталась понять журналист Нина Шилоносова.

Написала «составами», и вспомнила про паровоз. Ключевое, казалось бы, слово. Оно есть и в описании спектакля — «история великосветской дамы, бросившейся под паровоз», но локомотива нет на сцене. Не потому что сложно построить декорацию — просто образ железной дороги, прогрессивной для конца XIX века, но принесшей две трагедии в романе, совсем не важен в версии Егорова (хотя рельсы и есть на афише).

Для известного драматурга Ярославы Пулинович, сделавшей инсценировку, важны только те линии, что работают на личную драму Анны. С одной стороны, пьеса строго следует тексту романа, с другой — это коллаж из фраз, иногда мало понятных зрителю, тем более незнакомому с произведением. Но стоит признать, что сделано это аккуратно и уважительно к автору.

От паровоза остался только пар. Очень активно курят почти все персонажи, исключая малых и старых. Только это не папиросы и трубки, а вейпы. Клубы «дыма» красиво растекаются над сценой, и зрители в партере даже угадывают, какой состав жижи в электронных устройствах.

А перед началом действия на экране висело такое предупреждение: «Спектакль содержит сцены употребления алкоголя и курения. Алкоголь и курение убивают человека». И по закону, и с черным юмором.

Кити Щербацкая и Константин Левин вместо коньков на катке рассекают на сигвеях. Стива Облонский угощает кофе take-away. В смартфонах показывают тайные чаты и фото… Очень характерные приметы последних лет двадцати-пятнадцати. И зал довольно спокойно воспринимает все эти детали, но вот очень бутафорский выстрел пистолета в руках Вронского (Михаил Дубовский) смазал сложную физически и важную по смыслу сцену описания гибели лошади на офицерских скачках.

Живописный портрет Анны вызывающ не наготой, а зеркальным копированием картины Серова с Идой Рубинштейн начала XX века.

Костюмы не атрибутируются исторически — но все женские хороши, а у Карениной подчеркнуто сексуальны. Из мужских очень уместны шелковая пижама Стивы и деловые костюмы Каренина. Джемпер Левина настолько скромен, что становится буквально единственной краской его характера. Неуклюжие полуфренчи Вронского и «мышиные» замшевые туфли, скорее, напоминают старую советскую школьную форму. Превалируют серые ткани. И только одно яркое пятно — сохраненный Сережей оставленный мамой красный ридикюль, говорящий образ.

Различные оттенки серого использованы в предельно аскетичной сценографии. Порою кажется, что это замкнутое пространство с одним окном с решеткой — каземат. И темное царство скучных будней разрывает ломающийся луч света… Как будто его отраженный угол падения должен быть равен углу отражения. На этом приеме построено изобретение световой оптики — camera obscura (с латыни — «комната темная»), простейший фотоаппарат.

Съемка тут ведется постоянно. Только не фото, а видео, с трансляцией в режиме реального времени. На сцене стоят камеры. Их носят и устанавливают актеры или рабочие сцены, которые тут активные, но молчаливые участники действа.

Крупные планы соединяют в монтаже Каренину и Вронского, когда они еще не поняли, что стали судьбой друг для друга. Глаза на весь экран должны выдать ужас Анны на скачках. А страдающее лицо мятущейся в послеродовой горячке красивой женщины либо вызывает к ней жалость … /либо не вызывает…

Большой экран вверху или просто иллюстрирует происходящее, или дает обобщенные намеки. Еще с его помощью переписываются в мессенджере Левин и Кити. Предложения со словами, зашифрованными первой буквой, удивляют и умиляют зал. Не все помнят, что именно так в романе переписывалась эта пара, правда, мелом на сукне карточного стола.

Видеорядом эффектно решен проезд в поезде между Санкт-Петербургом и Москвой.

В общем, снимается кино. Черно-белое. Но со звуком. Прекрасные шлягеры разных периодов. Под французский шансон все персонажи устраивают странные танцы.

Ну, конечно, это съемки мелодрамы, и актеры дурачатся, выходя из образов…

Ближе к финалу Вронский душещипательно солирует на духовом инструменте (труба/саксофон). Звучат попсовейшие «Осенние листья» (во французском оригинале, кстати, буквально — «Мертвые листья»), и я начинаю думать, что это даже не кино. А «мыльная опера» — телесериал с шаблонными персонажами. Тем более, что тут их хватает: «бездушное светское общество» играют картонные фигуры.

И да, давно пора назвать художника. Это приглашенный Сергей Илларионов, имеющий за плечами большой опыт постановок и в России, и за рубежом. Его инструментарий современен. Здесь он буквально убирает всё лишнее, включая краски. Обнажает историю, и даже актрис (почти). Более того, Илларионов еще и практикующий хореограф, — в «Анне…» он ставил движения актерам.

Пока я упомянула только одного исполнителя, потому что в обозначенной выше сцене была важна его физическая форма. И Вронский Михаила Дубовского произносит монолог о драме на скачках, стоя на голове.

Граф Вронский Арсения Фогелева — иных кондиций. Тоже красив, но характер его совсем не открыт, он даже высокомерен.

Анна Евгении Беловой — очень эмоциональная и живая. Героиня Татьяны Башковой строгая, будто снежная королева, лишь иногда позволяющая себе подтаять.

Эти любовные союзы словно «+» и «-» в батарейке. И в итоге этот ресурс «садится».

Пока не поймешь, что такая полярность образов в парах персонажей сознательно выстроена режиссером, думаешь, что вот бы поменять местами актеров… На самом деле, тут нет плохих исполнителей, просто они воплощают разные характеры при одинаковых жизненных обстоятельствах.

В одном составе едут: страстная Белова и сдержанный Фогелев, Женихов — благородный пожилой сановник Каренин; Иван Бессмолый — обаятельный обманщик-жуир Стива Облонский, Олеся Богданова в роли его супруги Долли — симпатичной хлопотуньи-наседки; Роман Бурдеев воссоздает образ большого и земного помещика Константина Левина, его возлюбленная Кити сыграна Елизаветой Варениковой довольно капризной барышней. Наталья Арсентьева сделала свою графиню Вронскую суетящейся обывательницей.

В другой воображаемый поезд его начальник Дмитрий Егоров продал билеты инфантильному энтузиасту Вронскому (М. Дубовский) и доминирующей аристократке Анне Карениной (Т. Башкова). Ее супруг (А. Мосолов) — какой-то бизнесмен — ненамного старше, но заметно более нервный, если не совсем истерик. Стива (А. Сухоручко) тут бабник и пошляк, его жена Долли (Е. Велиган) — обречена закрыть глаза, но не рот.

Заметно, что простоватому, почти подростку, Левину (А. Бражник) будет трудно с романтичной эмоциональной Кити (А. Довбыш).

Старшая Вронская (Т. Корякова) — аристократична, но тоже не прочь посудачить.

В театре драмы идет спектакль «Ромео и Джульетта». Его жанр обозначен как «стереодрама», когда на одной сцене сразу играются две версии — средневековая и современная. В постановке «Анна Каренина» «снимают» два разных фильма по одному сценарию, но с почти противоположными характерами персонажей.

Сложность в том, что не всякий зритель ходит на одно название дважды, а если есть замены, не всегда угадаешь, кто сегодня в главной роли. А если заболеет актер в одном составе «Анны Карениной», его заменит дублер из другой группы? Но они не монтируются!..

Вряд ли перед Дмитрием Егоровым (поставившим ранее здесь замечательные «Записки из Мертвого дома» по Достоевскому) стояла задача таким фокусом повысить посещаемость театра — билеты сейчас расходятся очень хорошо. Но тогда зачем? На этот вопрос я не нашла ответа.

Собственно, и понимание того, что перед нами разыгрываются съемки фильма, тоже пришло не сразу. Генпрогон я видела 7 декабря. На второй состав попала только 19 января. И хотя режиссер, помимо очевидных вещей, еще раскидал кинематографические «пасхалки». Я увидела единственное красное пятно в ч\б – как раскрашенное Эйзенштейном вручную знамя в «Броненосце». Резкая смена настроения и танец после эпизода казни Жанны Д` Арк в «Начале» Панфилова, или варка варенья на даче, как у Михалкова. Но в зале ты не готов сразу разгадывать квесты.

Так было и с тургеневским «Месяцем в деревне» в Драме. Даниил Безносов, тогда еще главреж Молодежки, зашифровал столько отсылок к прежним постановкам, своим и чужим, что почти никто и не понял всех намеков.

С «Анной» чуть иначе — но надо было покупать программку! Потому что она — программная) На ней актеры словно на пробах к фильму, кадрики на кинопленке. И снова мало кто эту подсказку воспринял. Придется пойти в третий раз и приобрести буклет на память.

Зато современный язык спектакля идет на ура. Понятно, что есть резкие противники такой трактовки классики, но так всегда и везде. Музыка «заходит» — шазамы включают, танцы одобряют, на поклонах зал встает весь, билеты раскупаются на месяцы вперед. Потому что это — интересно. Трагедия, ставшая мелодрамой, развлекает и утешает. После гибели героини точно есть продолжение, в отличие от советской экранизации 1967-го.

«Жизнь такова какова» — как пишут в этих ваших интернетах. Ну или как у Льва Николаевича: «Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему»…