«У всех Новый год, а у нас катастрофа». Как спасают птиц, пострадавших от разлива мазута в Черном море

Журналист портала 93.RU Никита Зырянов 31 декабря в канун Нового года приехал в Анапу и присоединился к волонтерам, которые своими силами спасают тысячи птиц, пострадавших от разлива нефтепродуктов после крушения танкеров в Черном море. Он превозмогал, радовался, расстраивался и удивлялся вместе с людьми, которые столкнулись с катастрофой лицом к лицу.

Из зоны помывки, чуть сутулясь, выходит Наталья. Женщина с ясными голубыми глазами. На ее бровях и седых волосах, выступающих из капюшона СИЗа, крахмал, а на лице — респиратор. Сам комбинезон мокрый, покрыт толстым слоем мазута. У нее на плече несколько зачеркнутых чисел, написанных синим маркером. Последнее число — 142 — не зачеркнуто. Оно обозначает номер птицы, которую берёт волонтер. Цифра совпадает с порядковым номером коробки. Если не записать, то человек в суматохе просто забывает, из какой коробки он берёт птицу.

— Ты на мойку? Нам нужны мужчины, пошли, — говорит она, не дожидаясь ответа, берёт за рукав. — Новенький? Сейчас я все расскажу, пошли.

За запотевшей от влажности стеклянной дверью помещения для мойки два ряда пластмассовых столов, которые летом обычно используют в прибрежных кафе. Слева — зона крахмалки. На столах разноцветные тазы, наполненные крахмалом, которым покрывают птиц. В помещении всё время стоит белое облако.

— А теперь послушай меня, это важно, — говорит Наталья. — Нам нужно полностью покрыть птицу. У нас [птица] тяжелая, надо всё делать быстро.

Она приносит полностью черную чомгу с красными глазами и сажает ее в таз с крахмалом.

— Держи за шею. Осторожно! Не сломай только. Крахмаль спереди, я буду сзади.

Женщина начинает обваливать птицу, разбивая появляющиеся комки мазута пальцами. Затем продолжает под крыльями, обрабатывает брюшко.

— Так не пойдет, пойди возьми на столе тонкие перчатки. И мне принеси, у меня эсочка, — говорит она, поглядывая на толстые черные перчатки у меня на руках.

Наталья указывает на стол, который стоит у самого входа. Около стола волонтеры высыпают в большой таз крахмал, привезенный, судя по упаковке, из Московской области.

Вечером 31 декабря 2024 года на небольшом пятачке на улице Чероморской, 2 в небольшом анапском селе Витязево непривычно много людей в белых комбинезонах. На первый взгляд они перебегают с одной стороны улицы на другую и обратно в хаотичном порядке. В руках у них испачканные мазутом коробки, из которых доносится низкое сдавленное кряканье, отдаленно напоминающее плач младенца. В таком же порядке снуют люди с ведрами, ветошью — обрывками белой ткани.

Постоянно приезжают и уезжают машины с курскими, сибирскими, московскими и питерскими номерами. Из них быстро достают новые коробки с замазученной и еле двигающейся птицей. Волонтеры спешат, потому что на подходе еще одна большая партия коробок.

В прошлом здесь была обычная автомойка. Вокруг — частные дома, пара кафешек — спокойный и незаметный для туриста частный сектор курортного села. Сейчас же там «птичник». Так волонтеры называют пункт мойки птиц, под который и приспособили четыре помещения автомойки.

По левую руку, если встать спиной к морю, у коричневого фасада мойки нагромождение коробок с живыми птицами. Над некоторыми склонились волонтеры, осматривая прилипших к картону черных птиц. Из черного же месива мазута со дна коробки на человека смотрят два безумных красных глаза чомги. Эта маленькая птичка со смешным хохолком обычно держится от людей подальше.

Внутри здания большое помещение, его делит пополам прозрачная пленка. На одной половине — «первичка». Внутри — снова десятки коробок. Из одной торчит шея чомги. Птица очень настойчиво пытается выбраться. Периодически она опрокидывает свою коробку набок и начинает кричать еще сильнее, пока проходящий мимо волонтер ее не поднимет.

Еще из нескольких коробок доносятся крики. В большинстве оставшихся практически без движения лежат птицы. Черные, с ног до головы в мазуте. Они подают очень вялые признаки жизни, когда кто-либо открывает их коробку.

Всё свободное пространство за коробками занимают волонтеры в почерневших комбинезонах. Около 14 человек осматривают пернатых, которых только что привезли с берега Черного моря.

Волонтеры разбиты на пары. Один держит птицу, осторожно прижимая рукой к ногам. Второй чистит клюв, глаза и дыхательные каналы — у птицы на клюве два отверстия по бокам. Если посмотреть в одно, то можно увидеть просвет. У большинства птиц они залеплены мазутом.

Пернатым вводят сорбент с помощью маленького шприца, к которому приспособлена трубка длиной сантиметров 10. Сама процедура болезненна и напоминает гастроскопию.

В помещении душно и очень мало места. Стоит запах мазута, птичьего помета и сырого картона.

Периодически кто-то громко зовет ветврача, и прибегает черноволосая девушка с уставшими глазами. После осмотра она возвращается уже со шприцом.

По узенькому проходу между группами осматривающих бегают два парня, которые набирают горячую воду в противоположной от входа части помещения. Иногда воду отключают, и тогда в ход идут все свободные чайники и кипятильники.

Во второй половине помещения, за прозрачной пленкой, сидят волонтеры, которые осматривают уже чистых птиц. Но об этом позже.

Темнеет. Волонтеры включают зеленые фонари. Происходящее вокруг всё больше напоминает безумный танец. Люди с грязными и чистыми коробками уворачиваются друг от друга. Между ними лавируют подносчики горячей воды, стараясь донести ее до мойки, пока она не остыла.

Дирижирует всем этим танцем волонтерка с красной лентой на предплечье. Судя по мешкам под глазами, она давно не высыпается. Она одновременно говорит с кем-то по телефону и дает указание новеньким, которых это зрелище уже понемногу вводит в ступор.

На пятачок приезжает старенький минивэн. Внутри снова коробки. Волонтерка с красной лентой на предплечье, крепко выругавшись, говорит: «Еще десять птиц привезли». Затем она повторяет это, но более громко, и куда-то убегает.

Из пункта первичного осмотра к противоположному помещению автомойки выбегает девушка в грязном СИЗе, синих перчатках и респираторе. У нее на спине синим маркером написано «Диана». Правой рукой она укрывает верх коробки, чтобы из нее не выпрыгнула птица с заклеенным клювом (клювы заклеивают, чтобы птицы не начали сами себя чистить). Диана забегает внутрь мойки через запотевшую дверь. Рядом со входом стоят заполненные 20-литровые канистры с мутной водой, по цвету напоминающей какао.

В помещении мойки записывают номер коробки с птицей. Старую выбрасывают и готовят новую, чистую. На ней крепят бланк с данными о птице: какая температура, есть ли увечья, указывают степень срочности. На мойку птицы, если она сильно испачкана мазутом, может уйти до трех часов.

— В тонких перчатках лучше чувствуешь птицу. Давай, осыпай ее крахмалом. На крыльях — по росту пера, где пух — круговыми движениями. Как будто ты ей массаж делаешь, — говорит мне Наталья, та самая женщина с ясными голубыми глазами, отправившая меня за новыми перчатками размера s.

Рядом с нами за этим же столом обрабатывают еще одну почерневшую от мазута птицу. Каждый стол делят четыре человека и две птицы.

— Она тоже тяжелая, — кивает Наталья в сторону соседей по столу. — Посмотри, у нее глаза почти не открываются. Она вся вялая. Наверно, тоже с температурой.

Спустя 30–40 минут (время зависит от сложности обработки) птицу относят на противоположный стол, который также делят четыре человека. На столе — два таза, но уже с водой, несколько баночек «Фейри», капли для глаз, ватные палочки и диски, которые в быту используют для снятия макияжа.

Под столом — ведра для отработанной воды. Волонтеры выносят их на улицу и переливают там же в 20-литровые канистры. Дальше их увозят на переработку. На самой автомойке волонтеры запрещают сливать воду в канализацию.

— Готовь шестой столик. Принеси «Фейри», ватные палочки и перчатки… И надень-ка лучше очки, — говорит Наталья, поднимая птицу в крахмале. Та начинает взмахивать крыльями.

Бумажка с цифрой 6 приклеена на серую стену с белыми подтеками. Рядом, примерно на уровне глаз, висит красная табличка: «Мыть птиц только с „Фейри“».

Воду, которой моют птиц, разогревают до 40 градусов. В левом углу у входа от ведра к ведру бегает парень с желтым градусником и измеряет температуру. Он указывал на ведро, в котором нужно чуть разбавить воду, и затем снова измеряет температуру.

— Держи птицу за голову. Мыль грудку и шею, — говорит Наталья, наливая чистящее средство на свою и мою ладони. — Осторожно! Чтобы в глаза не попало.

Птица уже даже не пытается вырваться. Она перестает вздрагивать от каждого прикосновения и кричать. Она устала. Теперь чомга расправляет крылья под струей теплой воды и дает намылить спинку.

— Вот так… вот так. Тише, тише, моя дорогая, всё будет хорошо, — обращается Наталья к птице. Та в ответ просто смотрит на нее и тихо «крякает». — Вот молодец какая.

Если в этот момент поднять голову и осмотреться, вся картина вокруг всё еще напоминает хаос. Отовсюду слышны крики. Половина волонтеров успокаивает птиц, говоря им тихим голосом, что всё будет хорошо. Вторая половина успокаивает друг друга, говоря им таким же тихим голосом, что всё будет хорошо.

Вдруг девушка, моющая за соседним столиком большую серую птицу, вскрикивает. Птица дважды клюнула ее в лицо, попав в очки и щеку. С правой стороны низко закричала и забила лапками и крыльями чомга. Волонтер поднимает ее, чтобы намылить брюшко. Через один столик, ближе к выходу, кто-то громко кричит: «Врача, нам нужен врач, срочно!»

В этот момент через облако крахмала с ведром грязной воды, спотыкаясь о ноги других волонтеров, спешит худенький парень, у которого из-под мокрого комбинезона выглядывает куртка службы доставки еды. Навстречу ему несет ведра уже с чистой водой коренастый мужчина. К соседнему столику пробивается ветеринарный врач.

С одной стороны помещения люди выкрикивают номер стола и просьбы принести воды. С другой — у волонтеров закончился чистый крахмал.

— Эй, приди в себя, ты нужен мне здесь, — слегка повышает голос Наталья. — Чего застыл, сейчас будем смывать «Фейри».

После пятого смыва и примерно половины бутылочки «Фейри» птице становится заметно легче. Из-под мазута становится виден окрас — коричнево-серый.

— Достань птицу из таза, я солью воду, — командует Наталья. — Возьми двумя руками под лапки, только крылья держи.

В этот момент за соседним столиком кто-то все-таки не удерживает крылья, и птица попыталась улететь.

Я поднимаю животное над столом. Чтобы птица не билась, я прижимаю ее одной рукой к груди, а второй фиксирую шею. Теплая вода течет под неплотно закрытый комбинезон.

Через тонкую перчатку чувствую бешеное сердцебиение птицы и ощущаю тепло ее тела. К тому времени как возвращается Наталья, вода, стекающая с птицы, уже начинает скапливаться в сапогах.

Затем процедура «намылил — смыл» повторяется еще пять раз. Наталья забирает чистую птицу, у которой стал виднеться красный хохолок, скрытый ранее под слоем мазута.

— Воды за шестой столик! — громко кричу я. — И капли для глаз, у кого капли для глаз!

Наталья смотрит на меня, и по глазам (половина лица была скрыта респиратором) кажется, что она улыбается.

— Приготовь место для следующего волонтера. Протри стол и убери мусор, я пока отнесу птицу, — говорит уставшим голосом женщина. — И выйди на улицу подыши воздухом немного. Ты молодец. Мы молодцы.

Промокшие наручные часы показывают без четверти девять. Вся мойка одной птицы заняла почти три часа.

Выйдя на улицу из душного и влажного помещения, я чувствую, как начинает ныть спина. Я меняю СИЗ, пью кофе и иду мыть следующую птицу.

После помывки пернатых несут в третье помещение. Там их еще раз осматривают. В некоторых случаях отправляют на домывку. Эта процедура очень тяжелая для дикой птицы и психологически, и физически. Поэтому волонтеров просят тщательно промывать все проблемные места.

В основном это голова, место под крыльями и под хвостом. Порой разобраться, где у птицы проблемное место, тяжело. На помывку приносят ком мазута с двумя маленькими глазками. Таких обычно отмывают без очереди. После одобрения птицу отправляют на реабилитацию. Каждый этап обработки птиц контролирует опытный волонтер, но людей сильно не хватает.

Эксперты Русского орнитологического общества рекомендуют содержать и лечить отловленных поганок и гагар не более пяти дней после очистки пера. Последние вообще занесены в Красную книгу РФ. Их популяция сокращается. Волонтеры работают с ними на свой страх и риск, ведь если такая птица погибнет, у людей, которые ее мыли, могут быть проблемы.

По регламенту, отмытых птиц на шестой день необходимо выпускать на волю в районах, близких по погоде и условиям к тем, где они находились до поимки. Желательно в спокойных чистых внутренних водоемах, богатых биоресурсами.

Ближе к полуночи коробок с грязными птицами становится еще больше. Их просто ставят у входа в помещения первичного осмотра. Внутри уже просто нет места. Количество людей на «первичке» увеличивается. На мойку заносят пару новых пластиковых столов.

Уже в новом году стало известно, что катастрофа в Черном море стала первым в истории случаем разлива мазута марки М-100. В отличие от других нефтепродуктов, он не всплывает на поверхность, а уходит на дно или плавает в толще воды.

В Минтрансе заявили, что в мире нет испытанных технологий по его удалению из толщи воды, поэтому основным способом ликвидации последствий аварии останется сбор с береговой линии после выброса мазута из моря. Процесс сбора мазута в воде краевые власти только «прорабатывают».

Ближе к полуночи волонтеры начинают собираться около столовой. Женщина, которая заведует точкой питания, просит не заходить внутрь небольшого летника перед кафе в грязных СИЗах. Зона для приема пищи в ширину занимает метра три, в длину — около пяти. Примерно посередине стоит большой стол, накрытый скатертью. На нем — печенье, бутерброды, вода. От волонтерского пятачка ее укрывает толстая полиэтиленовая пленка. Внутри почти не слышно криков людей и птиц.

Здесь же наливают кофе, чай и сорбент, который заставляют выпивать всех волонтеров.

— Что будешь кушать? У нас остались макароны с сосиской, каша быстрого приготовления или «доширак». Выбирай, — спрашивает меня главная по кухне.

Я выбираю первое. Она устало вручает мне маленький пластиковый контейнер с половинкой сосиски и двумя кружочками огурца поверх макарон.

— Иди погрей немного, нужно есть горяченькое. Давай я тебе еще чайку налью или кофе, — уже более мягким голосом предлагает женщина.

Около полуночи одна из волонтерок начинает собирать свободных людей около кухни, чтобы отметить Новый год. В этот момент небольшой пятачок около мойки пустеет. Все отправляются на кухню.

В 23:57 летит первая пробка от шампанского. Люди в белых комбинезонах поднимают над головой белые пластиковые стаканчики и многие впервые за день начинают улыбаться.

Кто-то из толпы начинает отсчет: 10… 9… люди подхватывают хором 8… 7… 6… 5… 4… 3… 2… 1… Играет новогодняя музыка, люди начинают поздравлять друг друга и обниматься. Другие просто безучастно смотрят на происходящее вокруг.

Под залпы салютов волонтеры продолжают отмывать птиц от мазута. В 00:03 волонтерка Алина приносит на мойку первую в наступившем году чомгу.

К «птичнику» непрерывным потоком продолжают подъезжать джипы и минивэны, заполненные птицами. Из одной машины выгружают сразу десять коробок, из второй — шесть, еще из одной — две.

— Все тяжелые. У нас не хватает места, они просто умирают в коробках, не дождавшись помощи! Нам нужны люди! Нам нужна еще одна мойка! — кричит в это время одна из волонтерок, разговаривая с кем-то по телефону.

Ночью становится известно об открытии второго пункта в промзоне Анапы в 15 минутах езды.

— Нам очень не хватает людей на втором пункте! Везите волонтеров с опытом туда! — продолжает кричать женщина.

На всё это из-под густых бровей смотрит коренастый мужчина. Под респиратором видна борода, запачканная мазутом.

— Я не понимаю, где биологи, где научные сотрудники, где власти, да хоть кто-то? Где все эти люди, чиновники, министерства, НИИ? Где профессионалы своего дела? Почему здесь спасают птиц обычные люди? Почему никто не видит этого … [ужаса]. Что происходит, — бросает он в сердцах, ни к кому не обращаясь. — У всех Новый год, а здесь экологическая катастрофа.

Но его слова тонут в людском и птичьем многоголосье и грохоте новогодних салютов.

После этого мужчина устало бредёт менять испачканный СИЗ на новый. Я беру очередную птицу и иду искать напарника. Наталья уже ушла домой. Она работала на мойке целый день. Около 4 утра я попадаю в гостиничный номер и отключаюсь.

1 января я снова отправляюсь на мойку птиц, потому что не успеваю на автобус с волонтерами на уборку пляжей. Ситуация на «птичнике» не изменилась. Всё те же уставшие люди, те же крики измученных птиц, те же испачканные мазутом коробки и автоволонтеры, которые собирают животных по пляжам и лиманам.

Я наловчился отмывать птиц и различать тяжелые и не очень случаи загрязнения. Всё так же ноет спина, всё так же через неплотно закрытый комбинезон под одежду затекает грязная вода цвета какао, но иначе становится невыносимо душно и трудно дышать.

Я снова встречаю Наталью, узнаю ее по глазам. И она меня тоже. Я понимаю это по улыбающимся глазам, ведь вся нижняя часть лица закрыта респиратором. Она касается моего плеча и говорит, что очень рада, что я снова пришел.

Уже ночью организаторы решают перебросить часть опытных людей в открывшийся накануне центр мойки птиц на улице Жемчужной. В список опытных попадаю и я.

Сам центр размещают в старой винодельне. Это бетонный ангар. На первом этаже там размещают помывочную, на втором — склад, зоны для отдыха волонтеров, ухода за чистыми птицами и «кабинет врача».

На въезде — уже привычные канистры с мутной водой. Температура воздуха на улице опускается до 2 градусов тепла. Внутри ангара лишь немного теплее. Помещение не отапливается, а тепловые пушки предназначены только для птиц. По центру бетонного ангара стоят несколько пластиковых столов. Там уже кипит работа. Я беру новый комбинезон, надеваю перчатки и иду искать напарника. Он, точнее, она, сама меня находит. Это молодая девушка, которая приехала в Анапу из Ростова вместе с мужем.

До четырех-пяти часов утра мы моем с ней птиц. Удается отмыть еще двух. Изначально обе представляли из себя комок мазута. Ближе к 6 утра я иду выпить кофе с бутербродом в зоне отдыха на втором этаже. Волонтеры приносят туда птиц на осмотр.

Я уже давно перестаю следить за временем, с новой силой ноет спина. Сажусь на старенький диван около вешалок с одеждой. За ней спит какой-то мужчина. Я тоже засыпаю. Просыпаюсь в 08:45. Мой бутерброд и кофе уже кто-то забрал. По правую руку от меня ветврач осматривает чистую птицу, поднимает ей крылья, трогает шею. Птица в ответ недовольно крякает.

С 31 декабря по 2 января, пока я был в Анапе, мне вместе с напарниками удалось отмыть 11 птиц. Я не знаю, выживут они или нет.

По данным краевого оперштаба, волонтеры в Анапе и Темрюкском районе за всё время катастрофы спасли от гибели почти 5 тысяч птиц. В центры реабилитации в нескольких регионах России уже передали более 2 тысяч пернатых. Малая часть из них погибла.