«Помню, как люди около пятиэтажек жгли костры и варили себе еду». Волонтеры вспоминают, как помогали после наводнения в Крымске

Ровно десять лет назад на Кубани произошло наводнение, из-за которого погиб 171 человек. Сильнее всего пострадал Крымск, на который в ночь с 6 на 7 июля сошел девятиметровый поток воды. В первые дни после бедствия в город приехали сотни волонтеров из разных городов страны, в то же время из России, а также Украины и Белоруссии ехали десятки фур с гуманитарным грузом. В этом тексте мы собрали воспоминания добровольцев — о гуманитарных проблемах, взаимодействии с властями, волонтерском быте в палатках и о беспрецедентном объединении людей.

Это еще один из серии наших материалов, посвященных бедствию. В этом тексте мы вспоминаем непосредственно о потопе. Здесь показываем, как выглядел Крымск сразу после наводнения. А в этом материале рассказываем, как живут пострадавшие при наводнении спустя 10 лет после трагедии.

Дмитрий, руководитель ростовской группы добровольцев, студент на момент трагедии

— О наводнении я узнал из интернета на четвертый день. Я позвонил другу и попросил поехать в Крымск, отвезти гуманитарную помощь. У меня была большая аудитория в социальных сетях, мы организовали сбор, к вечеру уже загрузили автомобиль и выдвинулись [из Ростова]. Уже после приезда в Крымск я решил собрать группу добровольцев. Естественно, в 20 лет у меня не было никакого подобного опыта. Остальные тоже были довольно молоды, в основном 18–20 лет.

По прибытии в Крымск мы встали обособленным лагерем рядом с большим лагерем волонтеров движения «Наши». Их было 5000 человек, нас всего 30. Было принято решение работать сообща. Они предоставили нам дополнительные палатки, генератор и пластиковую мебель. Местные ведомства относились к нам положительно и с пониманием. Сотрудники полиции даже разрешили как-то раз воспользоваться туалетом в отделении. Я думаю, все службы и ведомства делали всё возможное и по-человечески.

Впечатления от Крымска были колоссальные. На всех домах было четко видно уровень воды, доходящий иногда до 4,5 метра. Многие люди потеряли всё в одночасье: дома, родных, хозяйство... Конечно, большая часть из нас не была к этому готова, но все держались стойко. Глядя в глаза людям, которым мы помогали, мы не могли себе позволить уехать домой в свои теплые постели. Нам пришлось отправить в Ростов несколько парней, которым требовалась помощь психологов. Из этических соображений я не стану писать о причинах. Я думаю, вы и так понимаете, что мы могли обнаружить в завалах или плотном слое грязи.

Историй много было. Кто-то много часов стоял на окне по горло в воде. Одна семья закидывала инвалида-колясочника на крышу дома, когда вода прибывала по метру в минуту.

Из приятного: порадовало то, что многие местные жители, не пострадавшие от наводнения, охотно предлагали посильную помощь. Например, только в Крымске можно было увидеть «Гелендваген», у которого из окон торчали лопаты, а внутри ехала тройка грязных и уставших ребят-добровольцев. Из неприятного: находились люди, которые требовали у нас предоставить им стиральные машинки, джакузи, с десяток микроволновок и холодильников, хотя они вообще никак не пострадали.

Конкретно наш лагерь возник стихийно. Простое объединение неравнодушных людей, возникшее по воле судьбы. Быт был организован в лучших традициях Спарты. Спали в палатках. Питались лапшой быстрого приготовления. Мальчики — работать, девочки — стирать. Обязательные прививки от гепатита и тифа, и по 100 граммов перед сном по рекомендации знакомого доктора. Алкоголя, кстати, в городе не было, разбирали за 30 минут.

Мы старались приносить питьевую воду, консервы, предметы гигиены, медикаменты. Самое сложное было — очистить дома от грязи. Почти в каждом доме слой грязи на полу был до 10 сантиметров. Загоняешь туда лопату, а чтобы вытащить, наваливаешься всем весом. Так получилось, что на третий день такой работы я сорвал спину. Люди шли нескончаемым потоком и днем, и ночью. Мне приходилось спать раз в трое суток от силы 1,5 часа.

Пострадавшие местные жители относились к нам как к родным, как к спасителям. Многие плакали. Они не ожидали, что мы, молодые люди из Москвы, Ростова-на-Дону, Краснодара, Владимира, Санкт-Петербурга и других уголков России, будем помогать.

Я не думаю, что именно эта трагедия зародила волонтерское движение в России. Но, бесспорно, люди со всей страны и ближнего зарубежья массово проявили единство и сопереживание. Я приезжал на 3 дня, а остался на две недели. В те дни у нас не было времени переживать о чем-то. Лишь только о том, что не можем помочь всем и сразу.

Евгений Машкарин, организатор координационного центра волонтеров и помощник депутата Госдумы на момент трагедии

— В первый день в твиттерском краснодарском сообществе, довольно сплоченном на тот момент, начали ходить идеи о том, чтобы собрать вещи и отвезти их. Я указал, что утром поеду в Крымск и есть свободный багажник, а другие волонтеры — Ульяна Кононович, Мирослав Валькович, Костя Родчанин — написали, что у них есть возможность собирать у себя помощь в квартире. Так к ним начали привозить гуманитарку, которую я забирал.

8 июля я с братом приехал на место, но было ничего не понятно. Государственные штабы уже начали разворачиваться, но там было не до нас. Поэтому мы поехали на ближайшую затопленную улицу, остановились на обочине, открыли багажник и начали кричать: «Волонтерская гуманитарная помощь!» Люди подходили, начали разбирать. Появилось первое понимание того, что им нужно: это чистая вода, предметы личной гигиены, какие-то элементарные лекарства.

Конечно, тяжело было. Часть города была нормальной, как будто просто дождь прошел. А другая половина по окна в воде и иле, мертвые коровы и собаки, которых не успели отвязать, лежат во дворах. Были дома, которые обрушились полностью. Жители потеряли мебель и технику.

Мы сделали сообщество в соцсетях и стали волонтерским онлайн-штабом. О нем везде начали писать, давать наши контакты. Мне присылали и задавали одни и те же вопросы со всей России, и возникло ощущение, что нужно создать координационный центр.

Наличие у меня знакомства в администрации края помогало мне взаимодействовать. У них [сотрудников администрации] взяли карту, парту и сделали на улице точку по информации для волонтеров. Они обследовали улицы и говорили, где наиболее и наименее пострадавшие. Так мы подбивали данные и затем ездили, помогали людям.

Через какое-то время мы на собранные деньги смогли купить несколько холодильников для людей. Понятно, что все ближайшие магазины с обогревателями и чайниками постепенно опустошались. Там потом еще начали завышать цены в продуктовых магазинах, которые не затопило, им пригрозили прокуратурой. [У людей] был большой материальный ущерб, потому что это пропажа всего, включая документы. И даже когда вода ушла, даже когда ее откачали, как в этой сырости жить? Люди какое-то время жили в школах.

Единение ощущалось мощно. Один хозяин таксопарка позвонил и сказал: «Я вам могу 10 машин дать», — мы их загружали каждый день. Волонтеры ехали из Москвы, Питера, Центральной России, Северного Кавказа. Причем разного социального статуса. Нас как волонтеров подвозили совершенно разные люди: бизнесмены, студенты, домохозяйки. Со всей России ехали фуры с гречкой и хлебом. Была уйма людей из Краснодара, «РотариКлуб», политические организации.

Сказать, что это стало колыбелью отечественного волонтерства, я не могу, потому что до этого была история с пожарами, где формировались волонтеры. Но если взять юг России — то, наверное, да, толчок произошел мощный. Важнее то, что это был большой опыт горизонтальной организации разрозненных людей вокруг ситуации. Это был опыт мобилизации и объединения через соцсети. Тех, кто помогал, было очень много, и одной статьи не хватит назвать всех.

Олег Мельников, основатель некоммерческой организации по борьбе с рабством «Альтернатива»

— Мы узнали о наводнении 7 июля, на следующий день уже искали тех, кто поедет. Меня удивила одна вещь: когда мы еще занимались политикой, с движением «Наши» мы были в противоположных лагерях. А здесь я позвонил руководителю «Наших» и спрашиваю: «У вас автобус едет, возьмете?» Он говорит: «Едет, возьмем».

Это было полное единение людей. Когда перед лицом трагедии все — левые и правые — объединились. Мы все жили в палаточном лагере на центральной площади. Оно само как-то всё организовалось, даже не понимаю как. Мы там самостоятельно душ сделали, затем договорились, чтобы ходить в больницу мыться. Готовили там же. Я был условным руководителем нашей группы, всего у нас было человек 30.

Когда я только приехал, всё выглядело как-то зловеще тихо — встречаешь только людей с фонариками. То, что я за эти дни ни разу не слышал музыку, я понял только тогда, когда приехал в Геленджик. Там город веселился, Трофим играл. И тут я понял, как было тихо в Крымске. И запах гнили тоже никогда не забуду: мертвых домашних животных лежало много.

Мы активно помогали расчищать подвалы, доставляли медикаменты, развозили продукты. У нас был список людей, кому что нужно, и мы это распределяли. Расчищали грязь, но исключительно у тех, кто сам себе не мог помочь. Приносили пушки, сушили дома. Я помню, как люди около пятиэтажек жгли костры и варили себе еду. И они там как-то объединялись, чтобы на несколько семей делать. Такую картину в следующий раз я только в 2014 году увидел в Славянске.

Меня поразила самоорганизация людей на месте и совершенное отсутствие властей. Чувствовалось, что они были напуганы — за эти 4–5 дней, что я там был, я из представителей власти увидел только Онищенко (Геннадий Онищенко — главный на тот момент санитарный врач России. — Прим. ред.). С главой администрации я увиделся только в последний день перед отъездом, когда он сказал нам: «Вы мешаете отдыху граждан, поэтому вы должны покинуть центральную площадь». Потом всё стало на свои места, и его посадили за халатность.

Вакуум ощущался очень сильно: люди не понимали, куда приходить за едой, и не знали, к кому обратиться. На месте сильно не хватало информации. Из-за этого постоянно множились слухи. Например, о количестве погибших — то тысяча, то 5 тысяч, то 193.

Я помню, что из Краснодара приехали таксисты, чтобы помогать волонтерам и бесплатно их возить. Волонтерам об этом не сообщили, поэтому сначала таксисты просто стояли и ничего не делали. Еще я наблюдал солдат-срочников, которых пригнали туда, и они не совсем понимали, что от них хотят. Роту солдат заставляли бегать по кругу, я спросил зачем, а они говорят: «Чтоб ночью лучше спали». А что, их нельзя никуда отправить? А мне говорят: «Приказа не было».

Еще запомнил, что МЧС всем раздавало свои футболки. И получалось так, будто весь город полон сотрудников МЧС. Хотя большинство были волонтерами. Я только потом понял, зачем они так сделали. Там же МЧС развернуло палаточный лагерь, и мы просили у них поспать. Но нам ответили, что указания заселять кого-то не было.

Екатерина Боскис, сооснователь проекта «Построй Крымск»

— Ранее я уже занималась различными церковными благотворительными и образовательными проектами, но в ЧС у меня опыта не было. Я узнала о наводнении из поста очевидца и решила ехать в Крымск на автобусе для добровольцев из Москвы. С собой взяла мешок с лекарствами и респираторы. Дело в том, что нас предупреждали об ужасном запахе, но на деле его не было.

В Крымск я приехала уже где-то на шестой день, всего я пробыла там около полугода. То уезжала, то возвращалась. Изначально я работала в лагере для волонтеров, мы занимались распределением гуманитарки и разгребали завалы. Первые дни еще я занималась разгребанием одежды для людей, ее прямо из фур складывали на поле. И когда шли дожди, много одежды сгнило. Поэтому пришла в голову идея, что люди могут оставлять по телефону или на сайте заявки на помощь, чтобы ничего не пропадало.

В этот момент стало ясно, что у них уже есть и еда с одеждой, и раскладушки. А вот денег на ремонт мало — тех средств, что выделялись, не хватало на капитальные работы. Была возможность сделать только косметический ремонт — обои клеили прямо на плесень. Но это вредно для здоровья и бессмысленно, потому что обои, естественно, отклеивались. Совместно с РПЦ нам удалось выделить средства на ремонт и покупку жилья самым незащищенным слоям: старикам, инвалидам, многодетным семьям.

Я была и прорабом, и агентством недвижимости одновременно, довольно сложная работа была. Так как мы отчитывались обо всем в интернете, мы могли работать только с теми подрядчиками, которые заранее просчитывали затраты на материалы по смете. Зато всё было максимально чисто и прозрачно.

Кому-то на ремонт потратили 300 тысяч рублей, кому-то 500 тысяч, всё это контролировалось и согласовывалось. Дом для многодетной семьи стоил, например, около 5 миллионов рублей. Еще у одной бабушки до наводнения вообще не было жилья, вода настигла ее во временном пункте размещения. У нас получилось купить ей квартиру. Были и те, кто не хотел оставаться в Крымске, чтобы снова не быть затопленными. Им мы купили жилье в Анапе. Всего помогли примерно 30 семьям.