Огненный шторм. Почему природные пожары в России бушуют всё сильнее, сжигая поселки и миллионы гектаров леса

Больше 70 домов уничтожены, один человек погиб — адские пожары на юге Челябинской области запомнятся надолго. Сотни человек на тушении, авиация, военные, массовая эвакуация, ночлег в детсадах и школах. Огонь зашел в два крупных поселка, о ликвидации возгорания власти заявили лишь к вечеру пятого дня. Вторая горячая точка на карте России — Якутия. Там гигантские лесные пожары полыхают больше недели, огнем уже уничтожен почти миллион гектаров леса, и площадь продолжает расти. Из-за сильного задымления жителей Якутска просят реже выходить на улицу.

Можно ли было спасти поселки, почему число инспекторов леса в стране сократили в пять раз и откуда взялось недофинансирование системы в 60 миллиардов рублей — разбираемся в материале 74.RU.

14 тысяч гектаров — такую площадь прошел пожар на юге Челябинской области. На слух такие цифры осознаются тяжеловато, а в футбольных полях считать бесполезно — порядок чисел слишком велик. Для понимания попробуем пересчитать в квадратные километры — 140. Это сопоставимо с площадью среднего города, например, Костромы. Впрочем, начиналось всё достаточно буднично — со звонка жителей о небольшом пожаре.

— 8 июля пришла информация о возгорании в районе Ясных полян, Запасного (Карталинский район). Выехала туда моментально наша группа — те, кто занимаются тушением на территории района, — рассказывает руководитель Главного управления лесами Челябинской области Сергей Лавров. — Площадь горения сначала была небольшая, один гектар. Тут же информация от населения пришла еще про один очаг. И в течение 15–20 минут прилетела информация про третий очаг.

Такие очаги пожаров при хорошем раскладе лесники тушат практически моментально, не дав огню распространиться на большую площадь. Но в этот раз события пошли по другому сценарию.

— Лесники, когда приехали на место, убедились, что ветреная нагрузка больше 30 метров в секунду, увидели, что пожар уже выскакивает на верховой, — описывает ситуацию главный по лесному хозяйству Сергей Лавров. — Выехал на место руководитель лесхоза, глава района сразу же. Пожар начался в 11:30, а ЧС объявили уже в 15 часов.

Именно ураганный ветер называют главной причиной бедствия. Огонь быстро вышел из-под контроля, распространялся местами со скоростью 150 метров в минуту, или 90 километров в час — называются разные цифры. Причем пожар шел хаотично, меняя направление. Горели не только сухая трава и кустарники, но и высокие деревья.

— 10 километров пожар прошел за один час. Представляете, что это такое? — спрашивает руководитель Главного управления лесами региона Сергей Лавров. — А люди стояли перед фронтом и встречали. Была огненная стихия, которая ничем не останавливалась. Когда пожарные машины стояли и тушили в сторону огня из брандспойта, воду ветром сдувало. Даже такой напор!

Ситуация была настолько серьезной, что Челябинску дали 20 секунд эфира в вечерних новостях на Первом канале.

Несмотря на упреки в позднем реагировании, в управлении лесами заверяют, что всю серьезность ситуации осознавали сразу и все возможные меры принимали без промедления.

— Карталинская техника [на тушении] была задействована полностью. Глава лесничества Юрий Николаевич Попов уже понимал буквально в течение 20 минут, что развивается крайне негативная обстановка с учетом ветра, что пожар моментально закидывает на верховой. И уже через 20 минут стали грузить бульдозеры, чтобы довезти их до места. Я считаю, что отработали мои сотрудники на оценку «пять», по крайней мере, в плане оперативности, — заверяет руководитель ГУ лесами Челябинской области Сергей Лавров. — Если бы не было такой оперативности стягивания сил, что все людские ресурсы подтянули, я думаю, что была бы обстановка гораздо хуже.

Использовали все силы и средства?

Тушением пожара вместе с лесниками с самого начала занимались и сотрудники МЧС. Если поначалу на месте работали 19 человек и 9 единиц техники, то к финалу масштабной операции группировку нарастили до 796 человек и 168 единиц техники. Тушить огонь приходилось одновременно в двух южных районах Челябинской области — Карталинском и Нагайбакском. В первый же вечер, 8 июля, были эвакуированы дети из ближайшего детского лагеря, а затем очередь дошла до жителей поселков — их вывозили автобусами и электричками. Остановить огонь или хотя бы отрезать ему путь к поселкам пытались опашкой — для этого работали тракторы и бульдозеры.

— Я облетал территорию и увидел такое количество упаханной земли! Ребята наши как только не пытались урезать [пламя], остановить — и по лесу, и по полям. И тракторами, и бульдозерами, на 3–4 раза преграды делали. Работали круглосуточно, — говорит руководитель ГУ лесами Сергей Лавров. — Я своим сотрудникам очень благодарен за такую работу. У меня было задействовано почти 100 человек и почти 40 единиц техники. Техника не только карталинская, но были бойцы Челябинска, Аргаяша, Увелки, Чебаркуля, Пласта, Бредов, Верхнеуральска — все специализированные, все мобильные были там, поймать стихию помогали.

Но ничего не получалось. Ветер несколько раз менял направление движения пламени и шел напролом. Температура горения была свыше 700 градусов. В МЧС России назвали происходящее огненным штормом, и шел он на дома обычных людей. Они вышли защищать поселки с тем, что было под рукой — лопатами и березовыми ветками. Самые самоотверженные получили ожоги рук.

Пожарных стягивали из соседних территорий, в том числе бойцов МЧС из Свердловской области. Почти сразу к тушению привлекли авиацию. В первые же сутки на юге Челябинской области начали работать самолет Бе-200 и вертолет Ми-8 МЧС России, затем еще один вертолет дал Центральный военный округ. Работа авиации, к слову, вызвала массу вопросов. Мы еще обсудим эту тему с экспертом, но чуть позже. А пока вернемся к фактам.

Всю пятницу, 9 июля (того самого дня, когда около полудня загорелся поселок Джабык), власти анонсировали прилет Ил-76, но добрался он из Ростова только к самому вечеру.

К тому моменту огонь уже прошелся по поселку Джабык, спалив больше 60 жилых и дачных домов, а затем добрался и до поселка Запасного.

Позже при разборе завалов обнаружили тело 78-летнего мужчины — он отказался от эвакуации, пытался отстоять свой дом.

И если спросить местных жителей, считают ли они все принятые меры достаточными, шансов получить положительный ответ не слишком много.

Действующие пожарные эти обвинения никак не комментируют, а вот их бывший коллега Михаил Юрин промолчать не смог и встал на защиту. Обыватели, по его мнению, просто не хотят разбираться в деталях. Но мы вместе попробуем сделать это с помощью экспертов.

Для начала проясним терминологию. Специалисты пожар на юге Челябинской области называют ландшафтным. Это значит, что огонь прошел там не только лесные массивы, но и поля. И последних немало, ведь речь всё-таки идет о степном сельском районе. Пожарная часть, к слову, в районе есть — в самих Карталах.

— У лесных пожарных ограниченный ресурс. Они ходят с лопатами, с брызгалками. Бочка там обычно — от 3 до 6 тонн. Максимум шеститонники в деревнях стоят, это очень мало, — объясняет нам на условиях анонимности один из сотрудников МЧС. — Во-вторых, подъезда к месту пожара часто нет. Запитаться (для пополнения бочки с водой. — Прим. ред.) — тоже проблема. Часто мы ходим, хлопушками [пламя] забиваем, лопатами. Почему авиация максимально эффективна, потому что сверху над любой точкой может сброс совершить.

Впрочем, эффективность авиации при тушении лесных пожаров — вопрос неоднозначный. Есть и противники ее использования, один из них — руководитель противопожарного отдела Greenpeace России Григорий Куксин.

— Такое применение авиации — единичные сбросы воды с самолета Бе-200, с вертолетов и даже нашего прекрасного танкера Ил-76, — честно говоря, делается в основном по социальным показаниям, для того, чтобы успокоить население. То есть решающего вклада от этих сбросов практически никогда не бывает, — объясняет Григорий Куксин. — Это вспомогательная мера, она очень дорогая и очень эффектная. Она, конечно, очень хорошо смотрится и реально успокаивает людей. Чтобы избежать паники, чтобы показать, что государство делает всё возможное, эти самолеты полезно привлекать. Но совершенно непропорциональны затраты, и эти самолеты никогда не тушат пожары полностью, не тушат надежно.

Григорий знает, о чем говорит — тушением огня он занимается около 20 лет. Служил в пожарной охране МВД, затем МЧС, руководил группой добровольных лесных пожарных. В 2018-м вошел в десятку лучших лесных пожарных России. И даже ситуацию в Челябинской области мы обсуждали сразу после окончания работы эксперта на пожаре — он был в командировке в Якутии. Свою позицию руководитель отдела Greenpeace готов объяснить на примерах.

— Чтобы вы понимали, при пожаре площадью 14 000 гектаров (а гектар — это 100 на 100 метров) протяженность кромки измеряется многими десятками километров. На природном пожаре не тушат площадь. В отличие от городского пожара мы тушим только периметр, ту кромку, по которой идет огонь, а серединка пожара нас практически не интересует, — говорит Григорий Куксин. — Ил-76 берет 40 тонн воды и может два сброса сделать по 20 тонн. Но он летит очень быстро, всё-таки это реактивный самолет, и это виртуозные пилоты, которые на малых высотах умудряются такой тяжелой машиной на таких скоростях делать сбросы. При идеальных условиях, при попадании на кромку они могут временно притушить примерно 750 метров огня, 750 метров кромки — значительно меньше одного километра. Если мы говорим о многих десятках километров протяженности, то понятно, что единичные сбросы, которые временно притушивают, [картину не изменят]. У Бе-200 эта цифра еще меньше, у вертолетов еще меньше, хотя они точнее попадают. Там, как правило, это 30–70 метров.

— Сброс воды, — добавляет Григорий Куксин, — позволяет притушить пламя, а потом к кромке в любом случае возвращаются наземные силы.

— При этом наземные силы должны быть хорошо скоординированы, на время сброса их должны предупредить и отвести в стороны, то есть они теряют время. Они отходят, ждут, когда отработает авиация, потом подходят обратно, потому что иначе на них падают деревья, может раздуть огонь, может на них попасть удар воды и воздуха, и это довольно опасно. Я неоднократно попадал под несогласованные сбросы, и это действительно довольно опасно, если массово падают деревья вокруг человека, — объясняет наш собеседник. — И получается, что те несколько сбросов, которые были сделаны, вряд ли оказали прям решающее значение. Решающее значение всегда оказывают люди, которые работают на земле. И если люди работали поздно, если людей было мало, был слишком сильный ветер, не успели сделать отжиг, напрямую потушить, то они могут проиграть.

Впрочем, авиацию могут применять на пожарах не только для сброса воды.

— Авиация, которую в кино показывают, это танкерная авиация, которая сбрасывает воду на кромку лесного пожара, — говорит заместитель директора департамента государственной политики и регулирования в сфере развития ООПТ Минприроды России Алексей Яковлев. — Ее используют, чтобы сбить активность, быстрое распространение, помочь наземным силам и когда есть угроза перехода огня на населенные пункты, объекты инфраструктуры. В крайнем случае, когда пожар выходит из-под контроля и есть риск, что он примет катастрофические масштабы — в этих случаях привлекают Бе-200, Ил-76, вертолеты с водо-сливными устройствами. Обычные лесные пожары тушатся с земли, людьми. Авиация нужна, чтобы этих людей доставить к пожару. Представьте, возникает пожар в 300 километрах от населенного пункта. Человек как эти 300 километров может преодолеть? Он может преодолеть их только на вертолете, поэтому и основная служба называется Авиалесоохрана, а ее сотрудники — десантники-пожарные. Бросать огромные самолеты и вертолеты на тушение обычных лесных пожаров — это значит засыпать пожар деньгами. Помните, как у Корнея Чуковского, тушить пирогами, блинами и сушеными грибами.

Именно такой вид авиации — для заброски людей и техники — применяли, например, в Якутии. Там крупные природные пожары тушат с мая. По данным местного МЧС, площадь возгораний уже составляет около миллиона гектаров. Три недели назад огонь пришел в национальный парк «Ленские столбы», в прошлые выходные туда был командирован Алексей Яковлев.

— У нас по нацпарку в Якутии было несколько промежутков времени, при которых возникали пожары. Проходит гроза, и тут же через день мы фиксируем несколько пожаров. Проходит гроза и опять фиксируем 2–3 возгорания, причем в разных участках заповедника, но все возгорания за один раз в одной и той же точке, — рассказывает Алексей Яковлев. — И это абсолютно непривычная ситуация, как будто «небесная канцелярия» работает швейной машинкой. Месяц назад мы тоже самое проходили в заповеднике «Денежкин камень», это север Свердловской области. Это негоримая территория, темнохвойная тайга, достаточно сырая, которую разжечь очень трудно. И сейчас, в результате засухи, жары, происходит нагрев и бьют сухие грозы. Такие случаи появляются всё чаще и чаще.

Сухая гроза, кстати, одна из возможных причин пожаров и на юге Челябинской области. И это не единственное сходство ситуаций на Южном Урале, Свердловской области, в Якутии и других регионах.

— Лесной пожар — это штука очень непредсказуемая. Во-первых, она возникает в разных районах, куда просто физически не добраться. Пока мы собираем силы, пока мы прорабатываем вопрос заброски, а забрасываются туда люди исключительно авиацией. Вы же понимаете, что авиация при определенных погодных условиях лететь не может, например, если задымление, туман, — объясняет Алексей Яковлев. — В этой ситуации и возникают проблемы, когда на пожар люди приходят по прошествии суток, двое, трое. И, естественно, мы уже получаем пожар не на площади 2–3 гектара, с которым совершенно спокойно можно справляться, а получаем широкий фронт и огромные площади. А бывает, что пожар возникает в ветреную погоду в определенных лесорастительных условиях, например, в хвойных молодняках, и тогда огонь распространяется моментально. Возможно, так и случилась в Карталинском районе, все видели видео верхового пожара там и насколько моментально он распространялся. К такому возгоранию просто невозможно подойти. Это физически опасно для людей. В таких условиях накрыть группу пожарных может в течение часа, даже если они находятся на удалении 3–4 километра от этого пожара. Так что здесь всё неоднозначно и сложно. Говорить о том, что кто-то виноват, я бы не стал однозначно.

При работе в лесу пожарные используют ранцы с водой, лопаты и другие подручные материалы. Чтобы отрезать путь огню, используют опашку. У обывателя это зачастую вызывает насмешку, но эксперты уверяют — именно это эффективные меры.

— В лесу поможет только окапывание и отжиг — то, что делают люди на земле. Это единственный крайне эффективный способ, который используют все лесные пожарные, — рассказывает заместитель директора департамента Минприроды России Алексей Яковлев. — Человек берет тяпку и ею делает минполосу так называемую, то есть убирает все продукты горения до земли. А потом поджигает эту кромку, и она начинает постепенно идти в сторону пожара. В результате выжигается весь горелый материал в сторону действующего пожара, дальше пожару гореть не по чему, и он тухнет. Там, где есть вода используют ранцевые огнетушители, проводится дотушивание. Но именно дотушивание, потому что есть участки, которые могут гореть подолгу — некоторые деревья, завалы, они могут гореть неделями. Здесь уже используется вода, чтобы сбивать активность, чтобы очаги не разгорались и, не дай бог, не переходили на нетронутую территорию. Вот вся тактика. При верховом пожаре это всё тоже эффективно, главное — успевать это делать.

Всё перечисленное делали и в Челябинской области.

— Встречные палы не помогали. С учетом того, что был ветер, всё шло в обратную сторону, наоборот. К сожалению, очень страшная была ветреная нагрузка, — говорит руководитель ГУ лесами региона Сергей Лавров. — Останавливали [пламя] в редких местах и то — каким-то чудом.

Существенно повлиять на ход тушения помог только дождь.

Горит то, что не должно гореть

Все отдельно взятые пожары при этом — часть общей картины. Вернемся хотя бы к мысли о том, что сейчас очаги возникают даже в негоримой в обычных условиях, темнохвойной тайге. Леса, как бы автоматом защищенные от возгораний, больше таковыми не являются. Эксперты объясняют: это связано с изменениями климата.

— У меня несколько командировок подряд были на те территории, которые вообще-то не должны гореть или не должны гореть часто. Перед этим мы тушили пожар на Северном Урале, заповедник «Денежкин камень». Это территория, которая только раз в несколько десятилетий горит. Но она стала гореть каждый год — два года подряд идут пожары, а в этом году даже два года подряд, — рассказывает руководитель противопожарного отдела Greenpeace России Григорий Куксин. — Сейчас мы тушили «Ленские столбы» — объект всемирного наследия. Нельзя сказать, что он никогда не горел, но последние годы там было мало пожаров. А сейчас — 11-й пожар по счету с начала года, из них одновременно действовали 6. То есть климат меняется, меняется с точки зрения продолжительности пожароопасного сезона. У нас растет сезон, в течение которого пожары происходят.

— Сейчас очень сложное лето, — добавляет заместитель директора департамента Минприроды России Алексей Яковлев. — Вы, наверное, это тоже замечаете — в некоторых регионах очень жаркая и сухая погода. И сейчас в Якутии, на севере Иркутской области, такая же ситуация — никаких осадков практически, аномально высокая температура и сухие грозы.

Помимо глобальных изменений климата влиять на состояние лесов могут и вредители.

— Мы сейчас тушили пожар на шелкопряднике — это участок лиственничного леса, который был поврежден вредителем, и большая часть деревьев там была мертвая. Этот пожар особенно опасен, потому что падают мертвые деревья, потому что очень жарко горит это обилие сухой древесины, — говорит руководитель противопожарного отдела Greenpeace России Григорий Куксин. — Куда бы мы ни поехали, мы видим усыхание лесов в силу того, что либо меняется засушливость климата, либо приходят вредители, ареалы которых сдвигаются. Очень трудно предсказывать, как поведет себя пожар, и всё более и более опасные условия создаются. Это не только российская проблема, так во всём мире. Американцы не знают, что с таким же усыханием делать у себя в Скалистых горах, австралийцы не могут свои привычные профилактические выжигания проводить, потому что нет больше периода, когда что-то можно жечь безопасно. Это общемировая тенденция. Но для России это очень тревожно. У России главный козырь — это наши леса и их поглощающая способность. Это тот капитал климатический, который есть и который мы теряем, причем стремительно. И если оценить масштабы пожаров, которые в России происходят, я не исключаю, что поглощающая способность наших лесов окажется значительно ниже, чем выбросы, которые идут от наших лесов в результате пожаров, усыхания, вырубок и так далее.

Как Лесной кодекс убивал лес

Одна из центральных проблем, — добавляют эксперты, — это глобальная нехватка ресурсов — и денежных, и человеческих.

— На последний пожар [в Якутии], на котором мы были, поштучно, поименно стягивали людей со всей страны. То есть мы уже знали, кто свободен, кто освободился от предыдущего пожара, и буквально набирали последние команды, которые только-только освободились с других пожаров, — рассказывает руководитель противопожарного отдела Greenpeace России Григорий Куксин. — Была читинская авиабаза, Йошкар-Ола, Тува, Красноярск — в Якутию перекинули всех, кто был доступен. Но все ресурсы, которые были в стране, кончились. Наша группа была одна из последних, кого туда перекидывали, после нас оставалась буквально одна-две команды, которые еще можно было в стране найти. И этих сил не хватило — при том, что пожары только разгорались. Наши силы были брошены на спасение национального парка. Но при этом в Якутии еще примерно 300 пожаров вообще никто не тушил. Их бросили по решению комиссии по ЧС региона, потому что сил на их тушение нет. Нет денег, нет техники, нет топлива, нет самолетов, нет вертолетов. И эта ситуация ежегодная.

Отчасти нехватка людей — результат реформ, запущенных принятым в 2006 году Лесным кодексом.

— Там законодатели так прекрасно отработали, что они вообще забыли о самом понятии «лесная охрана», и лесной охраны до 2010 года у нас не существовало. Люди не знали, где они работают, где они будут получать зарплату, как называется их организация, [начались] массовые сокращения, — рассказывает Григорий Куксин. — После пожаров 2010 года, когда Москва оказалась в задымлении, начали срочно принимать поправки, вернули понятие лесной охраны, убрали некоторые глупости. Собственно, от текста Лесного кодекса 2006 года сейчас осталось, если я правильно помню, менее 20% — мы почти не найдем заимствований первоначального текста. Сейчас лесная охрана формально существует, обратно пытаются наращивать силы федеральной авиационной лесной охраны, и организация ФБУ «Лесоохрана» — это, наверное, самое лучшее.

Повлиял новый Лесной кодекс и на количество работающих в системе специалистов. Их так мало, что проблему не отрицают даже чиновники.

— Есть определенный норматив, у нас соответствует количество утвержденному на уровне федерации нормативу. Но фактически при старом Лесном кодексе людей было почти в пять раз больше. Сейчас около 1000 инспекторов, пожарных, всех-всех, а раньше было порядка 5000 на всю область. Конечно, этого мало, — признает начальник Главного управления лесами Челябинской области Сергей Лавров. — Это ощущается даже на пожаре. Сидим, смотрим, кого можно сюда дернуть на пожар быстро, чтобы начали помогать и чтобы не оголить территорию, из которой мы будем их переводить. Потому что там тоже может ситуация непредвиденная возникнуть, и надо быть очень аккуратными.

Есть и еще одна больная тема — тотальная нехватка средств.

— За лесные пожары отвечают регионы, при этом лес является федеральной собственностью. Получается, за федеральную собственность отвечают регионы, такая основа заложена в новом Лесном кодексе. На исполнение этой функции регионам выделяются федеральные деньги, этот механизм называется субвенции, — рассказывает руководитель противопожарного отдела Greenpeace России Григорий Куксин. — А дальше идет вопрос объема этих субвенций. По оценке самого Министерства природных ресурсов, в ведении которого это всё находится, регионам требуется 90–100 миллиардов рублей ежегодно на выполнение переданных им полномочий, включая охрану лесов. Выделяется ежегодно около 30 миллиардов. То есть у нас много лет хронически недофинансируется лесное хозяйство, охрана лесов от пожаров.

Дефицит в конкретных регионах закрывают в экстренных случаях, уточняет специалист.

— Еще до нашего отлета в Якутию были новости, что опять из резервного фонда выделены 2,8 миллиарда рублей. Конечно, для обывателя всё, что исчисляется миллиардами, звучит очень солидно. Но добавить 2,8 миллиарда при недостатке в 60? Конечно, это не решает проблему, — говорит Григорий Куксин. — Вот сейчас случилась беда, погиб человек, сгорел населенный пункт в Челябинской области. В Якутии сильнейшее задымление Якутска, и, естественно, это приведет к резкому росту смертности сверх многолетних значений. Это неизбежно в городах с большим задымлением. Конечно, в этой ситуации начинают выделять дополнительные деньги. Но эти деньги не позволяют нанять людей, эти деньги не позволяют держать штат профессиональной лесной охраны. Региональные власти недофинансированы в несколько раз, поэтому сил не хватает.

Впрочем, это только кажется, что в ответе за леса и пожары исключительно государство.

— Надо наращивать силу добровольчества, потому что невозможно в маленьких сельских населенных пунктах всю ответственность за пожарную безопасность перекладывать на государство. Нельзя в каждой деревне построить пожарную часть, — рассуждает Григорий Куксин. — Ни одна самая богатая страна в мире не может себе этого позволить. Поэтому люди должны до какой-то степени включаться в защиту себя от пожаров, включая и профилактику, и первичные меры по тушению, они должны быть обучены как эвакуироваться, как защищать себя, как не потерять людей, как по возможности защитить свои дома до прибытия пожарной охраны.

— Местная власть может способствовать добровольчеству, обучать их, снабжать обмундированием, организовывать их, использовать их при тушении или хотя бы нераспространении пожара, — добавляет независимый эксперт по оценке пожарных рисков, член международных пожарных ассоциаций Денис Себенцов. — Но самое главное — чтобы они следили за поведением туристов, за поведением тех, кто живет в населенных пунктах, чтобы вовремя остановить пожароопасные действия. Это разведение костров, вообще использование открытого огня, пал травы, чтобы мусор не выбрасывали. Потому что осколки стеклянных бутылок могут быть при такой жаре опасны. У нас в европейской части России жара несколько недель, всё сохнет, трава сохнет, и возникновение пожара более возможно, чем в других условиях.

Добровольцы в случае ЧП становятся серьезной подмогой профессиональным пожарным и лесникам.

— На самом деле земли принадлежат разным собственникам — есть военные земли, железнодорожные и так далее, — напоминает Денис Себенцов. — Силы пожаротушения у ведомств есть, но они могут быть недостаточными — все эти подразделения содержатся, исходя из нормативов. Эти нормативы делаются исходя из статистики среднегодовой, допустим, за 50 лет или сколько-то. И если вдруг появляются пожары крупнейшие, которых не было 100 или 50 лет, никто не мог предполагать, что они будут такие объемные и не планировал такие силы и средства. Поэтому в любой стране мира, мы знаем, бывают чрезвычайные ситуации, когда одна служба одного ведомства не может справиться или власти одного региона не могут справиться, и тогда приходят на помощь соседние службы, соседние регионы или федеральное правительство. Тут всё зависит от масштаба бедствия.

Челябинской области без помощи других регионов и федерации тоже обойтись не удалось. Не только на стадии тушения, но и при ликвидации последствий. Президент Владимир Путин заявил, что ждет предложений от губернатора Алексея Текслера по восстановлению жилья пострадавших. Конкретики еще нет — подсчет ущерба пока идет. О ликвидации пожаров на юге Челябинской области власти сообщили только к вечеру пятого дня.

— Пожар в воскресенье был локализован, он стоял в тех же границах, а мы обследовали всю кромку. В двух местах на окраине, внутри тела пожара, еще были очаги — пеньки, которые дымятся, деревья, валежник тлели. Именно тлели, а не горели — открытых очагов горения не было, — объясняет начальник ГУ лесами Челябинской области Сергей Лавров, который все эти дни работал на юге региона. — Обычно мы в такой период сообщаем о ликвидации, когда кромка готова, но здесь мы решили до последнего пенька работу довести. Пока не добьем до последнего пенька, о ликвидации говорить не можем.

По предварительным данным, из 14 тысяч сгоревших гектаров в Челябинской области на лес пришлось порядка 8 тысяч. В том числе пострадал реликтовый Джабык-Карагайский бор. А Якутия продолжает гореть. Там масштаб потерь леса еще только предстоит определить, но уже очевидно, что там счет будет идти на миллионы гектаров.