Леонид Агутин, советский и российский певец, поэт-песенник, композитор, заслуженный артист РФ: «Сейчас происходит то, о чем я мечтал»

Леонид Агутин уверен: мужчины и женщины поют не об одном и том же. Удел женщин-певиц — тема любовных взаимоотношений. А у мужчин тем больше, выбор их зависит от жанра музыки. Кстати, в самой первой пластинке Леонида вообще не было песен о любви! Он воспевал исключительно романтику странствий. «Хоп-хей-ла-ла-лей», «Босоногий мальчик», «Парень чернокожий» — в этих песнях нет любовных историй. О том, что изменилось за 20 с лишним лет, почему у них с Варум нет дуэтных пластинок и как ему удается из каждой песни сделать шлягер, Агутин рассказал в интервью нашему изданию.

— Леонид, начнем с главного: вы выпустили свой юбилейный десятый альбом «Тайны склеенных страниц», песни этого альбома объединены лейтмотивом?

— Нет, они не объединены каким-то смыслообразующим мотивом. Я вообще не знаю, кто сейчас этим занимается — пишет концептуальные пластинки. Этого почти никто не делает, потому что они никому не нужны, нет потребителя на них. В свое время, когда люди покупали физические носители, пластинки, когда были некие группы, было важно выпускать пластинку в каком-то одном ключе. Ведь люди воспринимали артистов именно пластинками: вот концерт этого года, вот концерт того года и т.д. Теперь такого нет. Информации огромное количество, а внимание аудитории рассеянное.

«Тайны склеенных страниц» — это собрание моих песен последних двух лет. Какая-то песня была написана для кино, какая-то — для мультипликационного фильма, несколько песен были сделаны специально для пластинки. Вошли в альбом и два наших новых дуэта с Анжеликой. Причем оба были написаны для кино, для разных фильмов. Но был повод это сочинить и спеть. Концепция только в том, что музыка довольно взрослая. Сам альбом замечателен и по качеству, и по сведению, и по самой музыкальной работе. На мой взгляд, это лучшее из того, что я сделал. Это высокий уровень для меня самого.

— Кстати, а как вы поступаете с дуэтными песнями с Анжеликой Варум? Издаете дуэтные альбомы или же включаете дуэтные композиции в сольные альбомы?

— Дуэтной пластинки как таковой нет, много раз она выпускалась очень творческими людьми, пиратами. Они нас столько выпустили, что нам самим уже просто нет смысла впускать дуэтные пластинки.

— Как однажды родился совместный проект с Анжеликой Варум?

— Как? Дело в том, что в 90-х у меня был образ некоего мачо, который регулярно меняет девушек как перчатки. И мой тогдашний продюсер Олег Некрасов посоветовал сделать дуэт с женщиной. С этим предложением в 1996 году я и обратился к Юрию Варум, который был отцом и по совместительству продюсером Анжелики. Приехал с цветами и коньяком. Анжелику в тот вечер я увидел в обтягивающем коротком и почти прозрачном платье. Это был удар ниже пояса.

Первая песня, которую мы вместе сделали, была «Королева». Хотя и попсовая, но не постыдная, такой беспроигрышный вариант. Это сработало, нас стали приглашать, мы ездили вместе на гастроли. После первого клипа все уже были уверены, что у нас роман. Но на самом деле первого поцелуя я ждал больше года, а произошел он на съемках «Старых песен о главном», когда я пел песню из кинофильма «Семнадцать мгновений весны». Тогда произошла «пристрелка», сам роман начался чуть позже. Мне всегда очень нравилось то, что делает Анжелика, ее стильность, вкус, семья, воспитание — в общем, ее достоинства я готов перечислять часами.

— У вас достаточно большой коллектив, который вы представляете во время концерта как группу «Эсперанто». А сколько в коллективе человек?

— С нами 23. Без нас — 21.

— Группа «Эсперанто» без вас не выступает?

— Они без нас даже никогда не встречаются!

— Вы вообще гастролируете с Анжеликой отдельно друг от друга?

— Конечно! Такое случается достаточно часто.

— Леонид, ваша супруга Анжелика и ваш тесть Юрий Варум родом из Львова. Не могу не спросить, что вы думаете о происходящем в Украине?

— Скажу одно: невозможно не думать и не переживать за эту уютную, красивую землю, за этих симпатичных, талантливых людей. Я не приемлю национализм. Это мое яростное убеждение. В каждой нации есть свои идиоты и подонки. Не подтверждайте это, употребляя в речи слова «москали», «хохлы» или «жиды», захлебываясь ненавистью и угрозами. Я — космополит и в этом вижу счастье приобретения. Кто вы, это ваше личное дело, но я оставляю за собой право не иметь ничего общего с теми, кто по глупости или из-за ненависти позволяет себе пошлые националистические оскорбления. Конечно же, у меня есть куча собственных соображений по поводу происходящего, но я не буду их высказывать. Я не займу ни одну из сторон. Потому что я не политик, а музыкант.

Давайте поговорим о творчестве? Я понимаю, что журналистов творчество мало интересует, им личную жизнь подавай. Им интереснее писать, что мы с Анжеликой развелись, что живем не то что в разных домах, но и в разных странах, что вместе мы только из-за творчества. Это самое ужасное — отвечать на такие вопросы!

— Я спрошу только одно: у вас все хорошо?

— Да. Сейчас происходит то, о чем я мечтал. Мое счастье. Мои две дочери — от первого брака и Лизка — дружат. Полька она у нас умная, в четыре года она уже читала и писала, а когда уехала в Италию, через два года делала это уже по-итальянски. Теперь она делает это на четырех языках. Это явно лингвистический талант, ведь с ней никто не занимался! Она живет сейчас во Франции с мамой и ее мужем, у нее есть 10-летний братик. Сейчас Полина заканчивает школу, очень хочу, чтоб она поступила в Сорбонну. Обе мои дочки девочки добрые и умные. Что еще такому чокнутому папаше, как я, может быть нужно?

Младшая живет с бабушкой и дедушкой в Америке. Мы с Анжеликой стараемся выбираться к ней, как только появляется окно в напряженном графике. Конечно, этого маловато. Когда Лизе было 2,5–3 года, она сгребала по всему дому наши куртки, несла на кровать, ложилась на них и засыпала. Ей казалось, что если куртки под ней, значит мы точно никуда больше не улетим. А мы доставали запасные куртки и ехали на гастроли.

— Читала, что Лиза пошла по вашим стопам? Как она относится к вашему творчеству, к вашей музыке?

— Она ее не слушает. Ее больше привлекает рок. То, что делаю я, Лизка называет попсой.

— Но ведь так и есть… Почему вы решили заниматься поп-музыкой?

— Потому что именно в этом популярном жанре я нашел смысл своего музыкального существования. При этом я физически не переношу подавляющее большинство музыки, которая нас окружает ежедневно. Джаз, блюз, фанк, босанова — все это любовь, увлечение и даже образование. Я люблю слушать и играть разную музыку. Обожаю и боготворю своих вдохновителей: идолов джаза и современной этнической музыки, с некоторыми, к счастью, даже знаком и работал.

— Леонид, сегодня вы исполнитель очень популярный не только в России, но и за рубежом. Раскройте секрет своего успеха?

— Обязательно нужно пытаться делать то, что вам нравится, вне зависимости от того, каким будет результат. Я попытался однажды что-то сказать, а не просто заработать деньги и быть красавчиком. Попытался, не смотря на то, что понимал: фламенко в этой стране никогда не будет. Кстати, когда я это четко осознал, стал выступать для американцев. Впервые мы с Анжеликой выступили с Штатах в 2000 году, кажется. Помню, что меня шокировали две вещи: жуткий беспорядок в гримерках главного концертного зала Нью-Йорка и то, как быстро там настраивают аппаратуру. Тогда же мы и познакомились с Элом Ди Меолой.

— И решили поработать вместе?

— Не то чтобы решили. Это я набрался наглости и предложил Элу поехать в Москву и выступить вместе со мной. Я думал, он скажет, что не поедет, потому что совсем не знает моей музыки. А он сказал, что не поедет, потому что в Москве мафия. Я в шутку сказал, что я и есть мафия. Эл ответил: «Тогда поеду».

— Леонид, а если бы не музыка, чем бы вы занимались?

— Никаких «если бы». Я не могу жить без творчества. Вся моя жизнь — творчество. Все остальное иллюзия. Музыкой я занимаюсь с детства. Сочинять начал в пятом классе, по чуть-чуть. Начинал с рока, кстати. Притащил тогда в комнату аппаратуру, ударный инструмент. Помню, как нервничала мама, боялась, что будем беспокоить соседей…

— В армии-то служили?

— Да, конечно. Отслужил, потом вернулся и тут же сделал первые студийные записи. Потом ездил выступать на разогреве у разных групп.

— Когда же началось собственно ваше творчество?

— С 92-го года, с Ялты. Тогда я спел про босоногого мальчика. На сцену вышел босиком: у меня были такие тонкие широкие штаны, которые развевались на ветру, и ботинки были бы неуместны. Толпа аплодировала, меня попросили исполнить песню на бис. Я пел, а люди тоже снимали обувь и танцевали. Я обалдел от этого босоногого карнавала и понял, что вот сейчас происходит моя судьба. С этого момента началось. Я повсюду видел людей, которым нравилось мое творчество.

— Значит звездная болезнь вас не миновала?

— Нет, не миновала. Но у меня нашлись силы победить ее. Спасло то, что я с головой окунулся в работу. Новые идеи, новая музыка, новые стихи… Я считаю, что не зря живу: я внедрил в российскую музыку нечто новое. Подумайте только: вся российская музыка минорная. Мажор не любят. Но половина моего репертуара записана в мажоре. Взять к примеру песню «На сиреневой луне», она мажорная, хотя и грустная. Все-таки чего-то я достиг!

— Еще бы, у вас что ни песня, то обязательно шлягер! Как вам это удается?

— С трудом. Когда я пишу песню, я не думаю о том, пойдет она на радио или нет. Если бы я думал, то это был бы просто шоу-бизнес. А я просто ради шоу-бизнеса не могу.

Взять, к примеру, «Аэропорты». С этой песней вообще была целая история — мы с Володей Пресняковым ее целый год носили по радиостанциям. Радиостанции говорили: «Да вы что? Темный лес! Вы что, рок? Это сложно». Потом наконец-таки ее взяли на радио и бац — «Золотой Граммофон»! А потом проходит пару лет, я несу новую песню — «Время последних романтиков». И что мне говорят? Правильно. Что это сложно, не, этого не надо.

— А как вы воспринимаете свое творчество в контексте мирового?

— Мне очень сложно воспринимать в мировом контексте свое творчество. Все-таки я воспитан на форматах, на русском радио. У меня на ушах вкусы сограждан. То есть мне иногда приходится упрощать какие-то вещи. Чуть-чуть отойти в сложный бридж, а потом вернуться к съедобному припеву. Просто чтобы запомнилось. У меня сейчас много предложений, в частности из Штатов. Благо, сейчас неважно, сколько тебе лет, неважно, что ты играешь, ты найдешь своего потребителя. Но я, наверное, уже стар для этого, мне ужасно лень снова начинать доказывать. Петь по-английски опять же... Я и так здесь что-то доказываю постоянно — музыка непростая, мучаюсь, массовое что-то тяжело сделать. Но все-таки здесь меня знают. Есть очень много артистов в Штатах, которым 70 и они популярны, но когда-то они были популярны в 20. С нуля никто не начинает. А я бы еще сам кого-нибудь продюсировать хотел бы.

— Леонид, почему в автобиографическом разделе на своем официальном сайте вы назвали себя «шилом в организме российского шоу-бизнеса»?

— А как еще меня назвать? Разносчик всяких музыкальных экспериментов? Не всегда и не всех можно подогнать под понятное определение, просто надо за что-то получать зарплату, поэтому я бы назвал себя композитором, поэтом и исполнителем. У меня нет абсолютного слуха, я не умею писать стихи и так себе пою, но делаю это с удовольствием и не хуже других.

— Вы принципиально поете на концертах только живьем?

— Да, я принципиально по экономическим соображениям не работаю «под фонограмму». Понимаете, есть жанр музыки, где важны слова и музыка, а есть совершенно другой жанр — варьете, где важно шоу и закономерна фонограмма. Но если на сцену выходят шесть человек и нет шоу, но есть фонограмма — это ужасно. Мне постоянно предлагают работать так, но я просто не владею этим искусством.

— Не могу не спросить, Леонид: насколько для вас была сложной работа в роли наставника в проекте «Голос» на Первом канале?

— Ну, нервная работа! И очень много времени занимает. Вначале Юрий Аксюта говорил: «Ну чего тебе, посидишь в кресле восемь дней, а мы все сделаем, отрепетируем…». Это они меня так соблазняли пойти на проект. Я согласился. Пришел. И сразу же осознал свою ответственность перед людьми, перед подопечными. Проект получился рейтинговый, смотрели его десятки миллионов людей, из-за этого ответственность увеличивалась втрое. Поэтому «Голосом» пришлось заниматься серьезно. Я ежедневно общался с участниками, думал, что им спеть, кого с кем лучше поставить, как это сделать, ставил им номера, придумывал костюмы, репетировал с ними само пение и т.д. Каждый день мы созванивались, кто-то плакал в трубку, кто-то бился в истерике, кому-то казалось, что он недостаточно хорошо представлен и т.д... Ничего подобного в истории российского телевидения еще не было! Но все хорошо, что хорошо заканчивается. Все ребята, которые этого заслуживали, получили очень широкую известность. Значит, все не зря. Я доволен.

— Как вам второй сезон?

— Хороший, удачный и сильнее первого. Это же конкурс для профессионалов, а в чем прикол тогда? Это не «Фабрика звезд», здесь не учат петь. Здесь уже в первом туре отбирают только тех, кто умеет петь. А умеет петь кто? У кого есть опыт.

— В третьем «Голосе» участвовать не собираетесь?

— Не знаю, но, наверное, должны уже появиться новые наставники, которые будут все по-новому делать. Боюсь надоесть, я же сделал, что мог. Сделал неплохо. Кто-то должен меня сменить. Да и тяжело это все… И морально, и физически. Жить-то когда?!