«Мама, я, что ли, умру?» Ребенок, которого лечили от вирусной инфекции, скончался от разрыва пищевода

— Аллергия на кошек у сынули была, поэтому он меня просил: «Давай щеночка заведем». Я говорю: «Дождемся весны, чтобы он по улице бегал». Ребенка мы похоронили, и через два дня я вижу: щенок около калитки сидит. Это сыночка мне привел.

Шестилетний Савелий — дома его звали Саввой — умирал в свой шестой день рождения. По дому еще катаются воздушные шарики, подготовленные к празднику. Пушистый щенок весело нападает на них, словно ребенок и правда отправил его поиграть и порадоваться жизни вместо себя. Историю мальчика, погибшего в Забайкальском крае, рассказывают наши коллеги из CHITA.RU.

Ольга Никифорова обнимает старшего сына и рассказывает, как потеряла младшего.

— Он сначала заболел 26 декабря простудой. Я с работы отпросилась, съездили мы к врачу, мне предложили больничный взять, но у меня старший сын — ему 21 год — был дома в эти дни. Утром 28 декабря я на работу собиралась и чувствую, что младший захрипел. Я позвонила, предупредила, что не выйду, и повезла ребенка в поликлинику. Там врач спрашивает: «Чем лечите?» Я перечислила: жаропонижающие, от кашля, в нос пшикаем. Врач нас послушал и дал направление на госпитализацию. Я сначала в больницу не хотела, но потом подумала: надо лечь. Два дня мы полечились, в пятницу было улучшение, и нас выписали. В больнице делали снимки, установили, что пневмонии нет, только бронхит. Савве и правда полегче было.

Ребенок радовался, что в праздник будет дома, он его очень ждал. Встретили мы Новый год, всё было хорошо, а в понедельник, 2 января, он вновь заболел, начал жаловаться: «Мама, всё болит — ручки, ножки, голова». Температура поднялась до 38, я сбила, а во вторник снова в больницу пошли. Опять дежурный педиатр спрашивает: «Что пьете?» Я опять перечислила лекарства: сироп, жаропонижающие. Нам сказали, что это вирусная инфекция и надо давать антибиотик три раза в день, но я побоялась и давала только два. В четверг, 5 января, мы снова поехали — ребенок неделю температурит, ничего не помогает. Врач там отвечает: «Вирусная инфекция ходит, дайте ребенку потемпературить».

Мы ушли, просидели дома выходные, потемпературили и в понедельник, 9 января, опять поехали. Опять сыночку послушали и отправили домой. А 10-го у него был день рождения. Мы начали готовиться, когда из больницы возвращались, купили торт, он просил пиццу и картошку фри, хотел позвать друзей. Но мы, понятно, гостей отложили. В магазине он увидел беляш: «Мама, так вкусно пахнет». А он не ел ничего, когда болел, только чай и печенье-палочки. Я купила беляш, дома разогрела, он пощипал его — даже половины не съел. Вечером вроде поел супа, а ночью начало его тошнить. Я даже лекарство не могу дать. Вызвали скорую — и нас увезли в хирургию. Там дежурный врач посмотрел: «У вас вирус». И отправил в детское отделение. У сына уже руки-ноги белые, губы синеют, он идти не может. Приняли нас в 6 утра, медсестра поставила противорвотное и начала звонить начмеду, так как там дежурного врача не было.

Осмотрели сына только в 9 часов утра — прощупали живот, опять про вирус сказали. Потом несколько часов врачей не было, только медсестры капельницы ставили. Ребенок плакал, даже говорил:« Мама, я умру, что ли?» — рассказала Ольга и зашлась в плаче.

Она сквозь слезы перечисляет врачей, которые приходили к мальчику, и вопросы, которые они задавали. Судя по рассказу матери, медики подозревали отравление тем самым беляшом и пытались поругать мать за неправильное питание. Состояние ребенка также списывали на то, что он мог что-то проглотить, но мать такие проделки отрицает: он умненький был.

К 21:00 ребенку подали кислород, сделали КТ и УЗИ. Ничего особенного обследования не показали. Примерно в это же время встал вопрос о госпитализации в Читу, но хилокские медики, по словам Ольги, сказали, что с такими симптомами краевые учреждения ребенка не примут — такое должны лечить в районе. Состояние продолжало ухудшаться. Позже стало понятно, что мальчик нетранспортабелен.

— У него уже кровь густеет. Ноги синие и толстые, как колотушки. Начал он просить морсика, просить, чтобы все отстали, потому что он устал. Потом спросил еще раз: «Мама, я умру?» И его унесли на ИВЛ, — Ольга опять рыдает.

Она обвиняет всех: людей, которые проводили обследования и не заметили разрыв пищевода, врачей местных и читинских, тех, кто не принял решение госпитализировать в Читу.

— Целый день был, а они не отправляли, — глухо подает голос старший брат.

Отчего произошел разрыв пищевода — устанавливает экспертиза. Родные предполагают, что это могло случиться из-за рвоты или установки стента во время ИВЛ.

— Что-то проглотить он точно не мог. Таблетки с трудом давали. В год у него в нос попало что-то, пошло нагноение, нас ошибочно отправили в Линево Озеро в инфекционку. Там, слава богу, разглядели, в чём причина, а то бы раньше времени мой Савва ушел.

Он умирал в свой день рождения. Я его так долго ждала и так быстро потеряла. У сыночков 16 лет разницы. Я не знаю, как жить, мне самой хочется умереть — я себя не представляю, — Ольга плачет.

Чтобы успокоиться, она автоматически ходит по комнате, показывает игрушки, достает пухлое детсадовское портфолио ребенка. Савелий любил рисовать и лепить, на его картинках цветы сменяются монстриками, Хаги Вагги — патриотическими танками. Последний портрет мамы берет за душу: Ольга сейчас так и выглядит: с желтой кожей и чернотой под глазами, но без улыбки, убитая горем мать.

— Вот открыточка мне на 8 Марта, — показывает женщина на очередной листок. — В прошлом году делал. В этом году уже не будет.

Старшая сестра Ольги Светлана Дмитриевна 20 лет отработала в больнице санитаркой и в разговоре со мной вспоминает, как с годами сокращалось количество врачей. Специалисты уезжали и уходили на пенсию, а к оставшимся у нее, кажется, большие претензии.

— Не могли найти причину. Говорили, что гемоглобин повышался, был уже 200 граммов на литр (норма для шестилетних детей 125–135. — Прим. ред.), кровь разжижали, но не смогли. Я думаю, что поздно стали реанимацию делать.

Если бы причину установили, то составили бы маршрутизацию. Я, когда приехала, спрашиваю: «Почему Чита не принимает?», симптомы говорим. Мне отвечают: «Симптомы похожи на энтеровирусную инфекцию, надо тут лечить». Она действительно сейчас идет: понос и рвота. Но у нашего поноса не было.

Вопрос, как разрыв не увидели, но его на УЗИ сложно увидеть, надо было ФГС (фиброгастроскопию. — Прим. ред.) проводить. Но ведь инфекция же — зачем проводить? А заболевание другое было. Думаю, что не было там специалистов, чтобы установить причину. Если бы на свой страх и риск отправляли или главврачу позвонили, чтоб она дала распоряжение…

Но были подозрительные симптомы: ребенок холодный был, пульсометр на пальчик ему надели, а он его не брал, потому что кровь почти не циркулировала, загустела. Час какой-то — вот и нету ребеночка. Страшное дело, — подытоживает бывшая санитарка.

Главврач Хилокской больницы Ольга Ковальчук отказывается от комментариев, объясняя, что говорить что-то по этому случаю преждевременно до получения результатов судмедэкспертизы.

Источник в сфере здравоохранения осторожно и с оглядкой на врачебную тайну говорит, что ребенок для врачей был «очень непонятный».

— Его обследовали всеми доступными способами, но того, что пока считают [причиной гибели], не было видно. Бывают сложные случаи в медицине, не всё зависит от врачей. Печально, что всё так произошло, но, очевидно, иначе было нельзя.

Врачи в Хилке довольно опытные, работают не первый год, но они не смогли предположить то, что случилось с ребенком. Сейчас гибель ребенка обрастает слухами, люди что-то друг другу пересказывают, но лучше дождаться официального заключения, чтобы поставили точку следователи и Минздрав, который проводит свою проверку, — сказал собеседник издания.

Слухи в Хилке действительно идут. Люди ожидаемо пеняют на врачей и приписывают им запущенный коронавирус, который якобы унес жизнь Савелия. То, что проверку на свой контроль взял глава СК Александр Бастрыкин, только усилило подозрения в том, что дело не так просто, как кажется.